Марио Пьюзо - Сицилиец

И наконец, погиб еще один из начальников его отрядов. От Террановы отвернулось счастье, и то хорошее, что было в его натуре, обернулось для него бедой. Он не отличался жестокостью Пассатемпо, зловредной хитростью Пишотты, смертоносной беспощадностью Фра Дьяволо. Или аскетизмом Гильяно. Человек он был неглупый и от природы добрый, и Гильяно часто использовал его для переговоров с похищенными людьми, а также при раздаче денег и продуктов беднякам. Именно Терранова и его люди расклеивали ночью по Палермо плакаты с посланиями Гильяно. Терранова редко принимал участие в кровавых операциях отряда.

Он принадлежал к числу людей, которым необходимы любовь и дружеское участие. За несколько лет до событий, изложенных в нашем рассказе, он завел себе любовницу в Палермо — вдову с тремя малыми детьми. Она понятия не имела, что он — бандит; она думала, что он служит в каком-то правительственном учреждении в Риме и приезжает отдыхать на Сицилию. Она была благодарна ему за деньги, которые он ей давал, и за подарки, которые привозил детям, но он с самого начала сказал ей, что никогда не женится. И она окружала его любовью и заботой, в которых он так нуждался. Когда он приезжал, она готовила ему всякие вкусные блюда, стирала его одежду и с великой благодарностью платила ему любовью за любовь. Это, естественно, не могло оставаться тайной для «Друзей», и дон Кроче, узнав об этом, решил приберечь полученные сведения до подходящих времен.

Когда Юстина приезжала в горы к Гильяно, всякий раз ее сопровождал Терранова. Ее красота так подействовала на него, что, хотя он и понимал, на какой идет риск, он решил в последний раз съездить к своей подружке. Ему хотелось дать ей денег, которых хватило бы ей и ее детям на несколько лет.

И вот однажды ночью он пробрался в Палермо. Он дал вдове денег и сказал, что, возможно, долго не увидится с ней. Она расплакалась, стала умолять не бросать ее, и под конец он вынужден был сказать ей, кто он на самом деле. Она очень удивилась. Ведь он же такой мягкий, такой ласковый, а оказывается, он один из знаменитых главарей Гильяно. Она любила его в тот вечер так страстно, так беззаветно — Терранова был в полном восторге и чувствовал себя счастливым с нею и ее детишками. Он научил их играть в карты, и когда они выигрывали, он расплачивался за проигрыш настоящими деньгами, и они радостно смеялись.

Когда дети легли спать, Терранова и его возлюбленная снова предались любви. На заре Терранова стал готовиться в путь. У двери они в последний раз обнялись, затем Терранова быстро спустился по маленькой улочке и вышел на главную площадь перед собором. Он был ублаготворен, счастлив. Естественно, он расслабился и не был настороже.

Внезапно утренний воздух огласил рев моторов. Три черные машины ринулись на него. Вся площадь по краям ощетинилась вооруженными людьми. Вооруженные люди выскочили из машин. Один из них крикнул: «Сдавайся, подними руки!»

Терранова в последний раз посмотрел на собор, на статуи святых в нишах; он увидел голубые и желтые балкончики домов, солнце, встающее в лазурном небе. Он понимал, что видит все это в последний раз, семь лет везения кончились. Выход оставался только один.

Он сделал прыжок, точно хотел перескочить через смерть и броситься в безопасное укрытие. Падая на бок, он вытащил пистолет и выстрелил. Один из солдат покачнулся и опустился на колено. Терранова хотел было снова нажать на спусковой крючок, но уже сотня пуль прошила его тело, разрывая в клочья его плоть. Одно счастье — все произошло настолько быстро, что у него не было времени подумать, неужели женщина, с которой он был близок, выдала его.

В смерти Террановы Гильяно увидел свою судьбу. Он уже знал, что пора владычества для него кончилась. Что его люди уже не могут успешно контратаковать, что они не могут больше скрываться в горах. Но он всегда считал, что ему и его помощникам удастся бежать, что они не погибнут. Теперь же он понял, что времени остается совсем мало. У него давно уже засела одна мысль, и вот он вызвал капрала Канио Сильвестро.

— Наше время подошло к концу, — сказал он Сильвестро. — Ты как-то говорил мне, что у тебя есть друзья в Англии и они могут дать тебе приют. Поезжай к ним. Я тебе разрешаю.

Капрал отрицательно замотал головой.

— Я успею скрыться и после того, как ты благополучно уедешь в Америку. Я тебе ведь еще нужен. Ты же знаешь, я никогда не предам тебя.

— Знаю, — сказал Гильяно. — А ты знаешь, как я всегда хорошо относился к тебе. Хотя ты никогда не был настоящим бандитом. Ты всегда был солдатом и полицейским. И всегда стоял на стороне закона. Так что, когда все тут кончится, ты сможешь начать новую жизнь. А вот нам, остальным, это будет трудно. Мы всегда останемся бандитами.

— Я никогда не считал тебя бандитом, — сказал Сильвестро.

— Да и я сам тоже, — сказал Гильяно. — И, однако же, что я все эти семь лет делал? Я думал, что сражаюсь за справедливость. Я пытался помочь беднякам. Я надеялся избавить Сицилию от мафии. Я хотел быть добрым. Но взялся я за это не в то время и не так, как надо. Единственное, что нам сейчас остается, — спасать свою жизнь. Так что поезжай в Англию. Меня будет греть сознание, что ты в безопасности.

И он обнял Сильвестро.

— Ты был мне настоящим другом, — сказал Гильяно, — и я приказываю тебе — уезжай.

С наступлением темноты Тури Гильяно вышел из своей пещеры и направился к монастырю капуцинов возле самого Палермо, где ему надлежало ждать известия от Аспану Пишотты. Один из монахов, тайный член его отряда, ведал монастырскими катакомбами. В этих катакомбах хранились сотни мумий.

В течение многих лет еще до первой мировой войны у богатых и аристократических семейств округи вошло в привычку вешать на стенах монастыря одежду, в которой они хотели быть похороненными. После смерти и похоронного обряда тело покойного привозили в монастырь. Монахи были большими мастерами по части сохранения трупов. В течение шести месяцев труп подвергался воздействию сухого теплого воздуха, иссушавшего ткани. Во время этого процесса кожа сморщивалась, лицо искажалось — порой это была маска ужаса, порой издевки, и то и другое равно ужасное для глаза стороннего наблюдателя. Затем труп обряжали в одежды, висевшие для него на стене, и укладывали в стеклянный гроб. Гроб ставили в нишу или подвешивали к потолку. Иные трупы усаживали в кресло, другие ставили к стенке. Были и такие, что стояли в стеклянных ящиках, словно разодетые куклы.

Гильяно лег на сырые камни катакомб, положив голову на гроб вместо подушки. И принялся разглядывать окружавших его сицилийских мертвецов. Был тут королевский рыцарь в синем шелковом костюме с рюшами; на голове у него был шлем, в руке — трость с вкладной шпагой. Был тут придворный, разодетый по французской моде, в седом парике и туфлях на высоком каблуке. Кардинал в малиновых одеяниях, архиепископ в митре. Придворные красавицы чьи золотые платья походили сейчас на паутину, в которую, точно мух, затянуло их ссохшиеся тела. Юная девственница, стоявшая в стеклянном ящике в белых перчатках и белой ночной рубашке в оборочках.