Марио Пьюзо - Сицилиец

— Я вышел поохотиться — мы ходили на зайцев и лис, — сказал Клеменца. — Зашли в кафе, чтобы позавтракать и выпить кофе, и увидели, что в Кастельветрано что-то происходит. Вот и решили посмотреть, в чем дело.

— Вы что же, в Америке ходите на зайцев с пистолетом-автоматом? — спросил инспектор Веларди. И повернулся к Майклу Корлеоне. — С вами мы уже встречались, мы знаем, что вы тут делаете. И ваш толстый друг тоже это знает. Но обстоятельства изменились со времени того приятного обеда с доном Кроче. Гильяно мертв. А вы — соучастник в преступном сговоре, имевшем целью дать ему возможность бежать. Я больше не обязан относиться по-человечески к такой падали, как вы. Мы подготовили ваши признания, и я рекомендую вам их подписать.

В этот момент в комнату вошел офицер карабинеров и что-то шепнул на ухо инспектору Веларди. Тот сухо сказал:

— Пусть войдет.

Это оказался дон Кроче; одет он был ничуть не лучше, чем в тот день, когда Майкл обедал с ним. Его лицо цвета красного дерева было бесстрастно. Он вперевалку подошел к Майклу и обнял его. Затем обменялся рукопожатием с Питером Клеменцей. После чего повернулся и, не говоря ни слова, уставился на инспектора Веларди. От этой туши исходила какая-то поистине животная сила. Лицо было властное, особенно глаза.

— Эти двое — мои друзья, — сказал он. — Какие у вас основания так неуважительно относиться к ним? — Он произнес это бесстрастно, без гнева. Просто задал вопрос и ждал ответа, фактов. Сам его тон указывал на то, что он считает их арест необоснованным.

Инспектор Веларди передернул плечами.

— Они предстанут перед судом, — там все и выяснится. Дон Кроче опустился в одно из кресел, стоявших у стола инспектора. Промокнул платком лоб. И сказал спокойно, голосом, в котором не было и тени угрозы:

— Из уважения к нашей дружбе позвоните министру Трецце и спросите его мнение по этому вопросу. Вы окажете мне услугу.

Инспектор Веларди отрицательно покачал головой. Голубые глаза его смотрели не просто холодно — в них горела ненависть.

— Мы никогда не были друзьями, — сказал он. — Я действовал по приказу, а теперь он утратил свою силу, поскольку Гильяно мертв. Эти двое предстанут перед судом. Будь на то моя воля, и вы предстали бы вместе с ними.

В этот момент на столе инспектора Веларди зазвонил телефон. Но он даже не шевельнулся, дожидаясь реакции дона Кроче.

— Возьмите трубку, — сказал дон Кроче, — это звонит министр Трецца.

Инспектор медленно поднял трубку, не спуская с дона Кроче глаз. Послушал несколько минут, затем сказал:

— Хорошо, ваше превосходительство, — и повесил трубку. Он сразу словно съежился в своем кресле.

— Вы свободны, — сказал он Майклу и Питеру Клеменце.

Дон Кроче поднялся и, взмахнув руками, словно перед ним были цыплята во дворе, направил Майкла и Клеменцу к двери. Затем он повернулся к инспектору Веларди.

— Весь этот год я относился к вам со всей возможной любезностью, хоть вы и чужеземец здесь, на моей Сицилии. А вы сейчас, перед моими друзьями и перед вашими коллегами-офицерами, проявили неуважение к моей особе. Но я не из тех, кто держит зло. Надеюсь, мы вскорости с вами поужинаем и возобновим нашу дружбу при большем взаимопонимании.

Пять дней спустя инспектора Фредерико Веларди застрелили среди бела дня на главном бульваре Палермо.

А еще два дня спустя Майкл уже был дома. По этому поводу состоялось семейное торжество: его брат Фредо прилетел из Лас-Вегаса, приехала Конни со своим мужем Карло, были тут и Клеменца с женой, и Том Хейген с женой. Все обнимали Майкла, пили за его здоровье и говорили, как он хорошо выглядит. Никто и словом не упомянул о годах, проведенных в изгнании, никто, казалось, не замечал вмятины на его лице, никто не говорил о смерти его брата Сонни. Это было торжество в честь возвращения сына домой, словно он приехал из колледжа или после длительного отпуска. Он сидел по правую руку от отца. И наконец чувствовал себя в полной безопасности.

Утром он долго спал, впервые по-настоящему отдыхая во сне с тех пор, как бежал из Америки. Мать приготовила ему завтрак и поцеловала его, когда он сел за стол, что было необычным для нее проявлением любви. До сих пор она целовала его только однажды — когда он вернулся с войны.

Покончив с едой, он прошел в библиотеку и обнаружил, что отец ждет его. Майкла удивило то, что там не было Тома Хейгена, но потом он понял, что дон хочет поговорить с ним без свидетелей.

Дон Корлеоне торжественно налил две рюмки анисового ликера и протянул одну Майклу.

— За наши успехи в качестве компаньонов, — сказал дон. Майкл приподнял рюмку.

— Спасибо, — сказал он. — Мне еще многому надо будет учиться.

— Да, — сказал дон Корлеоне. — Но у нас много времени, и я ведь тут, чтобы учить тебя.

— Ты не считаешь, что нам следовало бы сначала разобраться в этой истории с Гильяно? — сказал Майкл.

Дон тяжело опустился в кресло и вытер влажный от ликера рот.

— Да, — сказал он, — печальная история. Я надеялся, что ему удастся бежать. Его отец и мать были моими добрыми друзьями.

— Я так до конца и не понял, что там происходило, — сказал Майкл, — никак не мог разобраться, кто на чьей стороне. Ты велел мне довериться дону Кроче, а Гильяно ненавидел его. Я полагал, что, если Завещание будет у тебя, это защитит Гильяно, а они его убили. Ведь теперь, когда мы передадим Завещание в газеты, им же несдобровать: они сами себе перерезали горло.

Майкл заметил, что отец холодно смотрит на него.

— Это Сицилия, — сказал дон. — Там всегда предательство замешано на предательстве.

— Дон Кроче и правительство, должно быть, обещали Пишотте немало, — сказал Майкл.

— Не сомневаюсь, — согласился дон.

Майкл по-прежнему ничего не понимал.

— Но почему они все-таки на это пошли? У нас же в руках это Завещание, которое доказывает, что правительство использовало Гильяно. Оно падет, как только газеты напечатают этот материал. Я просто ничего не понимаю.

Дон слегка улыбнулся и сказал:

— Завещание останется в сейфе. Мы его никому не дадим. До Майкла не сразу дошли слова отца и все, что они значили. Когда же он понял, то впервые в жизни по-настоящему рассердился на отца. Он побелел.

— Это что же, значит, мы все время действовали заодно с доном Кроче? — сказал он. — Значит, я все это время предавал Гильяно, а не помогал ему? Лгал его родителям? А ты предал своих друзей и способствовал смерти их сына? И использовал меня как круглого дурака, как Иуду-предателя? Папа, господи, Гильяно же был хороший малый, настоящий герой, он так помогал беднякам на Сицилии. Мы должны опубликовать это Завещание.

Дон Корлеоне дал сыну высказаться, затем поднялся с кресла и положил руки ему на плечи.