Марина Крамер - Алекс, или Девушки любят негодяев

Еще его настораживало, что в душе он не ощущает того, что Мэри мертва. Это было странное и непонятное чувство — обычно Алекс четко мог сказать — да, этот человек мертв, а тут… Он списывал новое ощущение на факт, что трупа все же не видел, следовательно, образ мертвой у него не отложился. И потому, возможно, она являлась ему во сне, садилась в кресло, забросив ноги на подлокотник, брала мундштук и привычно вставляла в него сигарету, щелкала зажигалкой и мгновенно окутывала себя, как вуалью, облаком ментолового дыма. Алексу порой казалось, что он на самом деле чувствует запах ментола в комнате утром.

Звонила Марго, плакала и просила разрешения уехать в Москву, однако тут Алекс уперся — ни в какую. Он считал, что тихий пригород Цюриха как раз то самое место, в котором Марго ничего не угрожает.

Одновременно он собирал сведения о передвижениях Кавалерьянца. Тот, судя по всему, не изменил привычного образа жизни, много ездил, много встречался с какими-то людьми. Алекс с трудом сдерживался, чтобы не влепить ему пару пуль, но понимал, что это безумный, ненужный риск — Костя, как чувствовал, всегда ходил с охраной.

«Ничего, будет праздник и на моей улице», — угрюмо думал Алекс, грызя костяшку указательного пальца и провожая в очередной раз глазами невредимого Кавалерьянца до машины.

Он периодически звонил в Лондон и разговаривал с дочкой. Она со смешной серьезностью рассказывала о занятиях музыкой, о прогулках в парке и спрашивала, когда он приедет навестить ее или хотя бы пришлет к ней Марго-старшую.

— Она занята, детка, — мягко объяснял Алекс, с замиранием сердца слушая голосок девочки. — И папа тоже пока занят. Но скоро мы приедем, я обещаю тебе.

Эти разговоры оставляли двойственное ощущение — вроде как на душе становилось легче, но в то же время он начинал остро чувствовать свое одиночество. Хотелось тепла, домашнего уюта, сонно сопящей на коленях Маргоши, накручивающей на палец непослушную прядку волос у левого виска. Странно, но такая же прядь была и у Марго-старшей — только совершенно седая. По его вине…

«Ничего, сделаю то, что должен, и уеду».

Мэри с показным увлечением собирала свои вещи в чемодан. На самом деле ей было абсолютно безразлично, что сбрасывать в распятое чрево огромного кожаного монстра — она прекрасно знала, что ничего ей не пригодится. Но приходилось поддерживать легенду и соблюдать осторожность.

— Ты не берешь красное платье? — удивленно поинтересовался Костя, полулежавший на кровати в спальне и расслабленно наблюдавший за сборами жены.

— Зачем? — Мэри только что решительно задвинула красное вечернее платье с глубоким декольте подальше в шкаф.

— Я хотел бы появиться с тобой в опере, например. Ты не можешь пойти туда в джинсах.

Разумеется, она не собиралась в оперу в джинсах — она вообще туда не собиралась. Сразу по приезде в отель Мэри планировала воспользоваться тем, что Костя плохо переносил перелеты и принимал пару таблеток снотворного, запивая коньяком, чтобы снять стресс и поспать. Именно в этом промежутке она и рассчитывала улизнуть. Другого шанса у нее не будет, потому что Костя не выпустит из виду ни на секунду, не отдаст паспорт, а телефона у нее и так нет. Нужно сразу, сразу — как бы она ни устала с дороги, как бы ни клонило ее, отвратительно переносившую любые переезды, в сон. Нужно собрать всю волю в кулак, напрячься — и уйти. Только так она сможет спасти себя.

Спорить по поводу красного платья Мэри не стала, послушно вытащила и уложила в чемодан. «Можешь потом сам его в оперу нацепить — вдруг тебе пойдет?», — подумала злорадно.

Костя не замечал опасного блеска в глазах жены, ее лихорадочного румянца, как не заметил и прикушенную до боли губу в попытке скрыть радость в тот момент, когда пару дней назад небрежно кинул на клавиатуру ее ноутбука два билета до Цюриха.

— Я умею платить по счетам. И возвращать долги — тоже, — сказал он ей тогда, обнимая за плечи и заглядывая в лицо.

Мэри опустила глаза и пробормотала:

— Ты всегда умел держать слово, Костя.

Он улыбнулся самодовольно и ушел переодеваться, а она едва не завизжала в голос — все пока шло именно так, как ей было нужно, так, как она рассчитывала. Мэри очень жалела, что не может поделиться радостью с Марго — никакой связи не было.

— Ничего, скоро увидимся — вот и наговоримся, — убеждала она себя, стараясь не плакать. Отсутствие рядом Марго, пожалуй, было единственным, что искренне огорчало Мэри. Все можно пережить — даже затворничество, но потерю человека, заменившего родню и всех знакомых, — нет. Даже для такой независимой и своенравной девушки, как Мэри, это оказалось непосильным.

Алекс лениво потягивал кофе в небольшой кофейне напротив офиса фирмы Кавалерьянца. Он сидел здесь уже пару часов, успел съесть что-то похожее на мясной штрудель, выкурить полпачки сигарет и выпить три чашки крепкого кофе. «Мерседес» Кости намертво застрял на парковке, словно не собирался покидать отвоеванную территорию. Алекс оценил обстановку и понял — торчать здесь можно до вечера, а привлекать внимание не стоит, потому счел за благо расплатиться и выйти. Ноги понесли его вдоль по улице, под нависавшими на узкий тротуар балконами. Практически под каждой квартирой в этом районе была расположена небольшая лавочка, торгующая чем угодно — от восхитительных пирожных до дорогих ювелирных украшений. По какому-то наитию Алекс остановился у одной из них и вошел. В полутемном помещении его поразили ярко освещенные небольшие витрины, в которых красовались броши, кулоны, чармы, браслеты и прочие милые безделушки. Присмотревшись, он с удивлением понял, что добрая часть этих вещиц — настоящая антикварная ценность. Эмалевые кулоны, тяжелые серьги из темной бронзы, подвески с голубыми и зелеными кабошонами — все это хранило в себе память . Такие вещи всегда притягивали его, заинтересовывали. Алекс перевел взгляд на самую дальнюю витринку в углу, и сердце его глухо бухнуло. На черной бархатной подушке прямо под небольшим светильником лежала овальная черная камея в серебряном обрамлении. На выпуклую поверхность был нанесен строгий женский профиль…

Алекс почувствовал, как стали влажными руки, как дрогнули пальцы, потянувшись к внутреннему карману пиджака — туда, где лежал бумажник. Он даже не взглянул на цену — в тот момент это его совершенно не интересовало, это была та самая камея, которую он так часто видел во сне. Что значили деньги в сравнении с этим ощущением…

Приняв от пожилого продавца бархатную коробочку с упакованной камеей, Алекс покинул лавочку и направился назад, к месту «дислокации объекта». Заходить в прежнее кафе он не рискнул, выбрал небольшой рыбный ресторанчик наискосок. Там как раз оказался стол у самого окна с прекрасным обзором и горшками фиалок на низком широком подоконнике.