Марина Крамер - Алекс, или Девушки любят негодяев

Алекс снова лег, забросил руки за голову и поинтересовался:

— Ты так и не скажешь, что произошло?

Мэри повернулась, долго рассматривала его лицо, как будто отпечатывала в памяти каждую черту, каждую морщинку, вздохнула и села на кровать в его ногах.

— Скажу, отчего же… Сбежала я, Алекс. Сегодня утром, как только в отель приехали, муженек мой накачался снотворным и коньяком до ватерлинии, уснул, как невинный младенец, а я стянула паспорт у него из пиджака — и сбежала по пожарной лестнице.

— Так ты еще и карманная воровка, Мэ-ри, — пошутил Алекс, и она, к его удивлению, согласно кивнула:

— Пришлось, да. А что делать? Ты просто представь — ни телефона, ни Интернета, постоянно этот жлоб Гоша за спиной! И каждый день, буквально каждый, реальная возможность, что именно эта дата окажется в графе «день смерти».

— Не понял…

Мэри расстегнула джинсы и задрала трикотажную майку, обнажая живот, поперек которого тянулся тонкий белый шрам. Едва взглянув, Алекс моментально определил:

— Ножом?

— Да, — скривилась Мэри, застегивая джинсы. — Он ведь садист. Ты не представляешь, что он делал с людьми, которых уничтожал за ненадобностью. Мне досталось походя — да и не хотел он меня убивать, я так и не поняла, почему передумал, ведь столько раз пытался…

— Кстати, да, — чуть оживился Алекс, снова садясь. — Я тоже не могу понять, что произошло. Он заказывал твою смерть — и вдруг такая перемена.

Мэри уселась на подоконник, забросила ногу на ногу и задумчиво произнесла, глядя в стену:

— Вот бы понять… Он говорил о каких-то бумагах, на которых должна быть моя подпись. Именно моя — не чья-то еще. Но я ничего об этом не знаю. А залезть в сейф, как ты догадываешься, на этот раз мне не удалось.

Эта мысль не давала ей покоя с тех самых пор, как Надя обронила фразу о загадочных бумагах. Доступ в кабинет мужа для Мэри был закрыт — Костя собственноручно запирал дверь и увозил ключ с собой, памятуя о том, как жена выудила из сейфа компромат не только на него, но и на многих его подельников и просто случайных знакомых. В разговорах он совсем не упоминал о своих делах, ничего не рассказывал, не обсуждал. Мэри так и не удалось приблизиться к разгадке фокуса с двойниками.

Алекс тоже часто думал об этом. К чему возиться и искать похожую женщину, если не замышляешь чего-то? И потом — зачем Костя застрелил эту Надю, когда заполучил обратно жену? «За ненадобностью» — так определила это Мэри, но почему она отпала, эта надобность? Почему он не убил и Мэри? Или не убил Мэри вместо Нади?

«Черт, как запутано»…

Алекс поднялся и подошел к сидящей на подоконнике Мэри:

— Ты не проголодалась?

Она нервно передернула плечами:

— Какое там… Даже думать не могу, пить вот только хочу.

— Пить — или выпить? — уточнил Алекс с усмешкой, и она зашипела:

— Не выводи меня!

— Прости. Ты так забавно сердишься, что я не могу удержаться.

— Будь добр, постарайся, а? — без тени улыбки попросила Мэри, и Алекс согласно кивнул:

— Договорились.

Алекс спустился в кухню, взял бутылку минералки и два стакана. Вернувшись в спальню, он застал Мэри на том же месте, но уже с сигаретой. Она курила, задумчиво глядя в окно — через дорогу во дворе соседей играли дети. Шумные рыжие близнецы носились друг за другом и отчаянно визжали. Очевидно, шла игра «в индейцев», так как у обоих в волосах были перья, а в руках — игрушечные томагавки. Неподалеку от забора виднелся сложенный из веток «костер». Мэри наблюдала за детьми, и по ее щекам катились слезы. Возможно, она вспомнила, как чуть больше двух лет назад здесь, в этой спальне, едва не умерла от кровотечения, пытаясь избавиться от нежелательной беременности. Марго тогда обвинила во всем Алекса, но он как раз был ни при чем — Мэри не подпускала его к себе. Врач, приехавший по вызову, потом сказал — все, детей не будет, и Мэри, кажется, восприняла это спокойно, а вот сейчас — плакала.

Алекс подошел к ней и осторожно обнял за плечи. Мэри помотала головой, словно хотела стряхнуть капли влаги с лица, и протянула руку к бутылке с минералкой. Выпив почти залпом два стакана, совсем по-мужски вытерла губы тыльной стороной ладони и глубоко вздохнула.

Внезапно она посмотрела на Алекса абсолютно другими глазами — открытыми, совсем детскими:

— Можно тебя попросить?

— О чем? — Мэри так редко просила, что Алекс готов был сейчас выполнить любую ее прихоть. Даже, если потребуется, вернуть Марго. Но она сказала, чуть покраснев:

— Сыграй мне, пожалуйста.

— То есть? Я не совсем понял…

— Неужели ты ждал, что я потребую бриллиантовую диадему, Алекс? — усмехнулась Мэри. — Я прошу, сыграй для меня.

До него, наконец, дошел смысл ее просьбы — надо же, как просто…

— Идем.

Они спустились в гостиную, и Алекс сел за рояль, откинул крышку и размял пальцы, вспомнив вдруг, как совсем недавно, в Бильбао, сам хотел этого — оказаться в гостиной вдвоем с Мэри и играть Шопена. Не прошло и недели, как все исполняется: Мэри, по обыкновению нырнувшая в кресло чуть сбоку от рояля, черно-белые клавиши, пустой дом… и музыка. Шопен, ноктюрн — ей нравилось, Алекс помнил.

Мэри закрыла глаза и постаралась отключиться, позволив музыке владеть ее телом и душой, чтобы ничто не отвлекало и не заставляло выпадать из мира звуков, несущих облегчение и счастье. Как же она скучала, оказывается…

Алекс играл долго, по памяти — все, что смог вспомнить. Когда он решил сделать маленький перерыв и повернулся к Мэри, та безмятежно спала, свернувшись в просторном кресле в клубок, как кошка. Он на цыпочках подошел к ней, постоял, рассматривая совсем незнакомое спокойное лицо, слегка погладил по щеке тыльной стороной ладони — она, причмокнув губами, свернулась еще плотнее, прикрыв лицо рукой.

Стараясь не разбудить, Алекс поднял ее на руки и унес в спальню.

«Пусть отдохнет, столько впечатлений в один день — любой не выдержал бы».

Мелькнула еще мысль, что надо бы сообщить Марго, но в последний момент Алекс решил не делать этого — пусть устраивает свою жизнь, пусть пока не знает.

Марго прилетела в Москву и окунулась в шум ее улиц так стремительно, что сперва голова пошла кругом. Добравшись до дома, кое-как отомкнула дверь и оказалась совершенно одна в пустой квартире. К этому девушка оказалась не готова — раньше здесь всегда кто-то жил, сперва муж Рома, потом Мэри, а теперь — никого. Она отвыкла быть одна, отвыкла проводить пустые вечера, отвыкла садиться в одиночестве за стол. Даже в Цюрихе присутствие Айвана делало жизнь более наполненной. Только сейчас Марго поняла, на что обрекла себя…

— Я не выдержу, — простонала она, плюхаясь на диван и закрывая руками лицо. — Все, что угодно, но не одиночество…