Ольга Баскова - Ты будешь только моей

— А когда последний раз видели Никиту? — поинтересовался Ведерников.

Лукерья пожала плечами.

— Я давно не видала, а вот соседка Фокина — вроде в прошлом году.

Выдав так много информации, старушка Землякова устала. Степан Игнатьевич вызвался проводить ее домой, а Николай и Юрий стали разгадывать свалившийся на них ребус.

— По-моему, первый подозреваемый у нас имеется, — высказал предположение Ряшенцев. — Никите Бобровы могли не только открыть дверь, но и впустить в дом.

— Вполне возможно, — согласился Николай. — Только почему парень, таящий зло на своего бывшего друга, решил свести с ним счеты через три года? Кстати, мы не знаем, что это были за счеты.

— Мы не знаем, что случилось в лесу, — задумчиво проговорил Юрий. — Ведь именно после этого друзья не разлей вода перестали быть таковыми.

— Вывод напрашивается только один. — Ведерников встал со стула и подошел к окну. — Татьяна не утонула. С ней произошло что-то более страшное, и парни об этом знают. Может быть, даже убийство.

— Тогда почему они лишь прервали отношения? — не согласился Ряшенцев. — Ведь каждый из них любил Татьяну. Один являлся ее женихом, другой — единственным братом.

— Не знаю, просто не представляю. — Ведерников помахал рукой возвращавшемуся Степану Игнатьевичу и повернулся к коллеге. — Придется Игнатьевича еще раз сгонять. Надо подробнее расспросить старушку Фокину, когда и сколько раз она видела Кошелева-младшего.

Зинаида Терентьевна Фокина была чуть глуховата, но обладала отличным зрением.

— Видела я Никиту, — с гордостью сообщила женщина, — и чаще чем раз в год. Правда, он все время норовил прошмыгнуть мимо, кепку на лицо натягивал. А я ему: «Здравствуй, Никита, некрасиво со старшими не здороваться».

— А он что же? — спросил Николай.

— Когда как, — махнула рукой Зинаида Терентьевна. — Иногда поздоровается, иногда отнекивался: мол, не знаю я вас.

— А в этом году видели? — поинтересовался Ряшенцев.

— Видела, — отозвалась старушка. — Кстати, совсем недавно, перед убийством-то этим самым. И опять не поздоровался, паршивец!

Поблагодарив зоркую бабулю, оперативники сели за стол и начали выстраивать версии.

— По-моему, убийца ясен, — Юрий крутил в руках карандаш. — Надо объявлять в розыск.

— Это мы с тобой обязательно сделаем, — кивнул Николай. — Да только знаешь, что меня смущает? Эти непонятные три года!

— Значит, не созрел еще, — пояснил Степан Игнатьевич. — Еще, Николай, подумайте вот над чем: кого Бобровы могли так спокойно впустить в дом?

— Это верно, — Ведерников вздохнул, — однако три года…

Никита Кошелев сидел на том самом месте в лесу и вспоминал события трехлетней давности. Иногда память отправляла его и в более далекие годы.

Судьба занесла их в Озерное, когда они с Танькой фактически были взрослыми людьми: ей исполнилось пятнадцать, ему — четырнадцать. Бабка Соня написала: неподалеку от нее по дешевке продается дом, и родители с радостью отправились в село. Ни отец, ни мать подолгу на одном месте не задерживались: кто станет держать на работе запойных пьяниц, особенно в городе? А в селе они сразу нашли и друзей, и работу: папа устроился трактористом, мама — кладовщицей. То, как пили Кошелевы, в селе считалось нормальным. И их пьяные разборки тоже. При каждой такой разборке, следовавшей с завидной регулярностью, дети убегали либо к бабушке, либо в сарай. Бабушка Соня жалела внуков, старалась повкуснее накормить, однако приютить у себя не хотела, наверное, боялась родителей. Как-то раз, спасаясь от очередной родительской ссоры, дети сидели в сарае, плотно прижавшись друг к другу и ожидая, когда утихнут крики в доме. Татьяна откинула назад свои роскошные волосы и спросила брата:

— Знаешь, чего я больше всего в жизни хочу?

— Чего? — с интересом спросил Никита.

— Не быть похожей на свою мать, когда вырасту. Ужасно, правда?

Мальчик кивнул и ничего не ответил. Он и сам не хотел походить на отца.

— Я тебя понимаю, — ответил он. — А на кого бы тебе хотелось быть похожей? Посмотри на наших женщин. Почти все ведут себя так же.

— Не все, — Таня обняла брата за плечо, — Мария Николаевна Боброва, наша учительница истории, например. Хочу быть похожей только на нее.

Никита давно заметил: сестра вела дружбу с сыном Бобровых Рафиком, и не имел ничего против. Бобров-младший ему нравился. А Рафаилу нравилась Таня. Впрочем, и Никита тоже. С каждым днем дружба становилась все крепче, наконец она окрепла настолько, что Кошелевы-младшие уже не укрывались в грязном и темном сарае, а бежали к Бобровым. Для них дом Бобровых был другим миром — миром идеальных отношений, где царствуют любовь и доброта. Они стремились туда всем сердцем. Мария и Иван тоже полюбили брата и сестру. Женщина ввела непременное условие: каждый вечер Таня и Никита ужинают у них, и готовила такие блюда, которые Кошелевы отродясь не ели. Кроме того, она следила за их успехами в школе и ненавязчиво направляла их.

Татьяне не надо было перестраивать себя. Она везде училась на «отлично». Никита же, имея прекрасные способности, хватал разные оценки, в основном тройки. А что еще прикажете получать, если за хорошие отметки тебя никто не похвалит, родители вообще не знают, что такое дневник, а в селе для отличников работы не найдется?

Занять другую позицию ему помог Рафик. Однажды вечером, когда Татьяна помогала Марии Николаевне готовить ужин, Бобров-младший спросил его:

— Кем бы ты хотел стать?

Вопрос застал Никиту врасплох. Он почесал затылок и ответил:

— Не знаю, не думал еще. Наверное, трактористом, как батя.

Рафик рассмеялся:

— Какие у тебя приземленные желания! Ну, а если помечтать?

Никита махнул рукой:

— Чего мечтать, если в нашем селе на другую работу не устроишься!

Рафик сначала просто покатился со смеху, однако быстро взял себя в руки:

— Наше село! Смотри! — Он схватил с книжной полки глобус и стал вертеть его перед носом мальчика. — Попробуй отыскать на нем наше село! Его здесь нет! Таких крохотных точек на картах не рисуют. Вот Москва. Огромный город, столица России, а на глобусе тоже такая маленькая! Особенно по сравнению со всем миром! — Он еще раз повернул глобус. — Неужели тебе не хотелось бы увидеть другие страны? Неужели все свои четырнадцать лет ты мечтал только о тракторе?

Никита потупился. Рафик разбередил его заветную мечту. Пожалуй, другу можно сказать.

— Я мечтал не о тракторе, а обо всем мире, — покраснев, признался он. — Моя мечта — стать моряком, военным или гражданским — неважно.

— Вот и прекрасно, — обрадовался Рафик.

— Что же прекрасного? — удивился Кошелев-младший. — Мечта неосуществима. — При этих словах его лицо искривилось, плечи ссутулились, Бобров это заметил: