Антон Леонтьев - Корона последней принцессы

– Алена, я благоговею перед твоим отцом как перед великим ученым! Он для меня авторитет в области науки! А в науке, как тебе доподлинно известно, нет места чувствам!

Таким высокопарным слогом Катюша всегда и выражалась. Видимо, сказывалось ее увлечение Толстым и Мопассаном.

Алена постепенно свыклась с мыслью, что рано или поздно Катюша в самом деле станет ее мачехой, выйдя замуж за отца. И она бы сама была последней, кто возражал бы против этого союза. В конце концов, папка ведь живой человек, и блюсти вечный траур по скончавшейся шесть лет назад маме было бы более чем странно.

И вот наступил тот летний день… Экзаменационные страсти в институте были в разгаре, а отец сообщил Алене, что получил официальное приглашение от правительства Республики Герцословакия, расположенной у Адриатического моря, на Балканах. Ему предлагали возглавить экспертную комиссию по эксгумации и идентификации останков королевской семьи Любомировичей, бывших правителей горного государства, когда оно было еще монархией. То есть до того, как в стране начали строить коммунизм под руководством мудрого товарища Хомучека, балканского Сталина.

Папка, помимо всего прочего, увлекался историей, политологией и философией, а также опубликовал под псевдонимом «Леонид Павловский» восемь исторических детективов. Правда, это было строжайшей тайной, разглашению не подлежавшей даже под страхом смертной казни. Страсть отца к гуманитарным наукам Алене по наследству не передалась, и она во всем доверяла поистине энциклопедическим знаниям профессора Кочубея.

– Дочка, это уникальный шанс! – заявил тот с апломбом, и его костлявый палец вознесся вверх. – Правда, у меня запланированы лекции в Монреале… Но я канадцам откажу – они, безусловно, поймут!

Если Павел Леонидович загорался какой-то идеей, то никто и никаким образом не мог его переубедить.

– Ты поедешь со мной! – безапелляционно заявил профессор Алене. – Думаю, до сентября мы справимся. Потому что место захоронения останков локализовано, их надо только извлечь и идентифицировать. Так что никаких проблем не возникнет. Катюша тоже поедет.

Алена знала, что Катюша вообще-то собиралась летом навестить больную бабушку в Орле, но такие мелочи отца не занимали. Наука прежде всего – для него самого и всех прочих!

– Герцословаки собирают команду лучших из лучших! – продолжал Павел Леонидович в упоении. – И мне предложено возглавить интернациональную рабочую группу! Это несомненная честь! Я знаю, что профессор Хохмайер из Германии или профессор Дорнетти из Швейцарии тоже не отказались бы занять данный пост, но герцословаки остановили свой выбор на мне!

Ну да, папке не было чуждо тщеславие. Впрочем, он имел на то право – в своей области он действительно был лучшим из лучших.

– Но ведь останки королевской семьи уже давно обнаружили, – только и заметила Алена. – Чем тут, собственно, заниматься? Грубо говоря: вырыли, поместили в гробы да и похоронили бы в кафедральном соборе. Отчего вдруг такая суматоха?

От ее слов Павел Леонидович аж перекосился. Алена намеренно его немного поддела – папка иногда зазнавался.

– Алена, что я слышу? И от кого – от моей дочери? Такие речи недостойны настоящего ученого! Да, местонахождение останков королевской семьи, расстрелянной герцословацкими коммунистами тридцать первого декабря 1945 года по прямому приказанию товарища Хомучека, диктатора этой прелестной страны, было обнаружено в горах еще в середине семидесятых. Но Хомучек был тогда еще у власти, и по его приказанию штольню забросали гранатами, да еще устроили там свалку, дабы полностью искоренить воспоминания о последнем короле, его супруге и невинно убиенных детях! Напомню: а у нас, в России, на месте Ипатьевского дома бассейн возвели. В общем, и там, и здесь никакого чувства исторической ответственности!

Папка оседлал своего любимого конька – как о судебной антропологии, так и об истории он мог говорить часами.

– А ведь какие были раньше времена! – воскликнул профессор благоговейно. – Герцословакия считалась балканским раем. Ее морские курорты не уступали ничем Французской и Итальянской Ривьере. В былые времена туда, на пляжи побережья Адриатического моря, стекались сливки европейского общества – дворяне, денежные тузы, богема. Игорные дома ничем не уступали казино Баден-Бадена или Монте-Карло. Известные, а по большей части еще неизвестные поэты, художники, писатели, актеры, ставшие затем, впрочем, очень даже известными, принимали там солнечные ванны, насыщали организм минеральными водами, крутили романы и спускали деньги в казино... И все это на фоне великолепной архитектуры стиля модерн! Просто сюжет для моего нового романа!

Алена вздохнула. Папка зачастую бывал неуемным. «Лекция» продолжалась.

– После кончины товарища Хомучека наступили времена оттепели. За почитание расстрелянных членов королевской семьи уже больше не ссылали на урановые рудники и не отправляли в расход. А когда в середине восьмидесятых православная церковь Герцословакии провозгласила убиенных мучениками и причислила к лику святых, к штольне, являвшейся все еще мусоркой, началось массовое паломничество. Потому что живы были еще те, кто помнил беззаботные и сытые времена монархии – тогда очередей за колбасой отчего-то не было, да и тайная королевская полиция, которую в книгах и фильмах представляли как своего рода балканское гестапо, по сравнению со спецслужбами коммунистического режима была, можно сказать, благотворительной организацией. А в детских букварях едва ли не на первой странице печаталась история о том, как злодейские сатрапы короля мучили коммунистов и бросили товарища Хомучека, тогда одного из лидеров подпольного движения, в острог. Его подвергали там чудовищным, прямо-таки нечеловеческим пыткам – не разрешали ему читать и перестали выдавать молоко, которое требовалось ему из-за язвы желудка. Одно слово – живодеры! Только когда к власти пришел товарищ Хомучек и иже с ним, ни книг, ни молока в тюрьмах вовсе не стало. Да и суд присяжных, который товарища Хомучека, кстати, дважды оправдывал, тоже исчез, уступив место «тройкам», кои не стеснялись выносить смертные приговоры по дюжине за час. Кстати, нигде не говорится, каким же образом товарищ Хомучек заработал язву желудка. А ведь оказывается, что от жирной и переперченной ресторанной пищи, которую ему поставляли из французского заведения прямиком в тюрьму. Тюремную-то баланду он на дух не выносил, а сочувствующие среди интеллигенции и буржуа оплачивали из своего кармана его сытные завтраки, обеды и ужины. А когда товарищ Хомучек дорвался до власти, он в первую очередь отправил на расстрел этих самых сочувствующих интеллигентов и буржуа. Потом принялся за своих верных соратников. Чуть позже и за народ. Излишне говорить, что те, кому повезло (то есть кто очутился в тюрьме, а не лег в сырую землю), не имели возможности заказывать еду из французского ресторана. Да и французские рестораны, которыми так славилась Герцословакия, как-то в одночасье закрылись…