Антон Леонтьев - Профессия – первая леди

– Была, – констатировал дядя Браня. – Но если возможность и была, это вовсе не значит, что он ее использовал. Пока не доказано, что Стефан-младший вообще был знаком со студенткой Экарестского театрального института Таней Шепель!

Тетя Фима заявила:

– Браня, ты просто кладезь полезной информации!

– Это еще не все, – вздохнул генерал. – Впереди самое интересное. Ну-ка, Фима, посмотри на эту фотографию и скажи мне, кого ты узнаешь!

Он положил на стол старую фотографию, на которой красовался солидный мужчина с гривой темных волос и орлиным носом, а с ним под ручку – симпатичная молодая дамочка в сарафанчике.

– Ирик Тхарцишвили! – ахнула тетя Фима. Я наморщил лоб – она имеет в виду знаменитого на вес мир скульптора. – Вместе с Татианой Шепель, как я предполагаю?

– Ты совершенно права, – ответил генерал. – Я не терял времени и провел небольшое расследование. Многоуважаемый Ираклий Тхарцишвили был, мягко говоря, любвеобильным джигитом…

– Таким и остался, – вставила тетя Фима.

Сувор продолжал:

– Так я и наткнулся на это фото. И, как мне кажется, люди, изображенные на этом снимке, поддерживали отношения явно не дружеские…

Я всмотрелся в счастливое, обрамленное длинными светлыми волосами лицо девушки. Она в самом деле чем-то неуловимо напоминала Надежду Сергиевну Бунич. Значит, это ее старшая сестра Татиана, ставшая жертвой жестокого преступления…

– Ирик, Ирик! – ошеломленно пробормотала тетя Фима. – Старый распутник! Кто бы мог подумать…

– Повторяю, – провозгласил генерал, – это вовсе не значит, что Ираклий Тхарцишвили имеет отношение к трагической судьбе Татианы и ее останкам, найденным в колодце. Но тем не менее это весьма интересно – господин скульптор знал Татиану Шепель.

– Он никогда не говорил об этом знакомстве, – произнесла великая писательница. – Это подозрительно, Браня, ой как подозрительно! Ирик сейчас в Южной Америке, решил презентовать Эльпараисо, столице Республики Коста-Бьянка, мраморную скульптуру президентши Изабеллы Баррейро, по размерам выше статуи Свободы, так что спросить у него напрямую нет возможности…

Тетя Фима наморщила лоб и произнесла:

– Наклейка на чемодане! Там были буквы NY! Нью-Йорк! Ирик и в коммунистические времена часто выезжал в «капиталистический рай» за океан, а Подтягич дальше Болгарии и Венгрии не ездил! И чемодан был дорогой, made in US. Ах, Ирик, ах, сволочь!

Сувор поднял вверх длинный палец и заметил:

– Итак, я продолжаю, Фима. Мне удалось выяснить кое-что о нашем Гамаюне Подтягиче. Вчера я навестил писателя в больнице и не смог отыскать больного – его нигде не было! Только спустя час с небольшим мне удалось найти его – Гамаюн уверял, что прогуливался в парке. Хотя до этого его в парке не было! Он вроде бы сидел на дальней скамеечке и обдумывал сюжет нового романа.

– Врет, – заявила безапелляционно тетя Фима. – Он уже двадцать лет ничего не пишет!

– Но факт остается фактом: его никто не видел в течение нескольких часов. Быть может, он в самом деле прогуливался по парку…

– Уверена, что это не так. – Тетя Фима, как я понял, была враждебно настроена к писателю Подтягичу. – Гамаюн так привык ко лжи, что уже не может остановиться. Браня, если его не видели несколько часов, то это означает, что у него было время смотаться в Перелыгино – к примеру! Или… Или совершить очередное убийство перед портретом!

– Ты, Фима, обладаешь потрясающим талантом криминалиста, – сказал в восхищении старый генерал.

Тетя Фима зарделась.

– Но пока не доказано иное, мы исходим из невиновности Подтягича.

– Еще чего! – заявила Серафима Ильинична. – Гамаюн на старости лет выжил из ума, ему нельзя доверять, Браня! Он – опасный тип!

Воцарилось молчание, тетя Фима внимательно посмотрела на генерала и сказала:

– Ну, Браня, что у тебя еще? Давай колись, дорогой мой Пинкертон!

– От тебя ничего не утаишь, – со вздохом произнес Браниполк Иннокентьевич. – Мне удалось напасть на след сережки, которую ты видела в ухе Татианы Шепель… И кулона, который украшал грудь Надежды Сергиевны Бунич.

Тетя Фима потерла руки и гаркнула:

– Браня, что бы мы без тебя делали! Все же иногда КГБ – весьма полезная организация!

На столе очутилась пожелтевшая папка.

– То, что я совершил, можно расценить как должностное преступление, – сказал Сувор. – Но я уже давно в отставке, и мне хочется знать правду. Потому-то, Фима, я и изъял из архива дело об убийстве коллекционера Кацнельсона.

Тетя Фима покачала головой и произнесла:

– Постой, Браня, припоминаю, припоминаю… Один из самых громких скандалов заката дрежневецкой эпохи.

– Ты права, – подтвердил тот. – Мой хороший друг в бытность свою заместителем министра внутренних дел непосредственно курировал это дело. Он и снабдил меня подробной информацией.

Он раскрыл папку, я увидел множество фотографий места преступления. На одной из них я разглядел щуплого старика, лежащего в луже крови.

– Тело Самуила Абрамовича Кацнельсона было обнаружено соседями утром четвертого марта 1981 года, – заметил дядя Браня. – Бедняга был к тому времени мертв уже около двенадцати часов, преступление произошло вечером или ночью предыдущего дня. Самуил Абрамович был, пожалуй, самым известным экспертом-ювелиром Экареста тех лет, и, кроме того, обладал уникальной коллекцией – ему принадлежало, например, сапфировое колье королевы Марии Медичи и рубиновая тиара, сделанная итальянскими золотых дел мастерами для Натальи Нарышкиной, матери русского царя Петра Первого. Самуил Абрамович, доктор исторических наук, давно находился под пристальным вниманием КГБ – нам было достоверно известно, что он занимается перепродажей драгоценностей, спекулирует бриллиантами и неограненными алмазами и скупает предметы, которые вполне могут быть крадеными. КГБ давно хотел потрясти старика, но у нас не было для этого полномочий – в круг клиентов и личных друзей Самуила Абрамовича входили сильные мира сего – Гроздана Дрежневец, ее супруг Юрас Сдубович, министр внутренних дел Щерлох, влиятельные лица из ближайшего окружения генсека, их дети и любовницы, представители артистической элиты. Нам было строжайше запрещено «трогать Самуила Абрамовича», хотя мы, в КГБ, точно знали, что он причастен к ряду сомнительных сделок. Кацнельсон являлся своего рода придворным экспертом, он участвовал в контрабанде драгоценностей за рубеж – прибыль шла в карман не столько ему, сколько людям с громкими фамилиями или их отпрыскам. Самуил Абрамович частенько путешествовал по деревушкам, где за бесценок скупал раритетные иконы, которые реставрировал и продавал за бешеные деньги представителям столичного бомонда или иностранцам.