Антон Леонтьев - Ночь с Каменным Гостем

Пафос профессорши меня не убедил. К чему вообще ворошить эти старые, давно пропахшие пылью истории. Ответ очевиден – Кира, как и многие, жаждет денег, и ее книга о Вулке Сердцееде – попытка заработать на древней истории. А как любезная Компанеец рекламирует свою книжонку!

– Вы в этом уверены? – спросила я лениво.

Она ответила:

– Профессор Вадуц и был Сердцеедом! Вам известно, что кое-кто подозревает в причастности к убийствам наследного принца Венцеслава Любомировича? О, Даночка, я провела ряд исследований, которые подтверждают – принц Венцеслав действительно страдал вялотекущей шизофренией и был склонен к садистским поступкам. Известно ли вам, например, что в детстве он пытался убить одного из слуг во дворце? Он подкрался к дворецкому, который стоял около открытого окна, и с силой толкнул того – бедняга едва не вывалился на террасу! Ему повезло, мальчику тогда было восемь лет, у него не хватило сил, чтобы вытолкнуть в окно взрослого человека. А получись у него это, дворецкий бы непременно сломал шею! Но Венцеслав отношения к убийствам не имеет, я уверена, что Вадуц намеренно очернял принца, распространяя про него жуткие сплетни, причем с единственной целью – выгородить самого себя!

Не мне ей рассказывать ужасные истории о порочных представителях аристократии: ведь я сама прихожусь дальней родственницей принцу Венцеславу.

– Нашей стране повезло, что Венцеслава заперли в сумасшедшем доме, где он умер от острого перитонита, – продолжала профессорша. – Представьте себе на секунду, Даночка, что бы произошло, если б после кончины короля Кароля на престол взошел его кузен Венцеслав! Герцословакия получила бы в качестве законного правителя безумного маньяка!

О, если бы профессорша знала, что нашей страной в течение столетий правили далеко не самые уравновешенные и уж точно не исповедывавшие доброту и милосердие короли! Хотя она права: если Венцеслав и в самом деле имел отношение к убийствам в экарестском Ист-Энде, то такая возможность – принц-убийца восходит на трон – не радовала.

Я попросила Вету принести нам кофе с сухариками, и мы прошли в мой кабинет.

– Семейство Любомировичей, наследники нашего бывшего королевского дома, даже угрожали мне грандиозным судебным разбирательством, – не без гордости сообщила Кира, располагаясь в кресле. – Они прознали о том, что в своей книге я не просто выдвигаю гипотезу о причастности лейб-медика Вадуца к убийствам, но и доказываю ее. Если бы вы знали, что это за люди! Они натравили на меня своих адвокатов и даже угрожали физической расправой, если я издам книгу!

Повадки Любомировичей мне были хорошо известны. Как-никак, я одна из них: однако, несмотря на то, что всем известно – герцоги Драгомировичи-Пуатье ведут свое происхождение от любвеобильного короля Адриана и, таким образом, являются побочной ветвью дома Любомировичей, нынешний глава королевского семейства ни за что не желает знаться со мной.

– Думаю, вам следует уделить в вашей книге пару страниц безобразному поведению королевской семьи, – посоветовала я профессорше. – Сгустите краски, опишите их поправдоподобнее, это усилит интерес!

– Вы так считаете, Даночка? – спросила с надеждой Кира Компанеец. – А то издательство ну совершенно не продвигает мою книгу! Дескать, ретроспективные расследования никому не нужны, подавай им иронические детективы и мелодрамы из жизни столичного бомонда. Видели бы, какую, с позволения сказать, рекламную концепцию они мне предложили – умереть не встать! А я уверена, что мое исследование, чрезвычайно, кстати, солидное, вызовет у публики широкий резонанс.

Я заверила ее, что наш герцословацкий народ, несмотря на то, что уже многие годы живет при республиканском строе, до сих пор тоскует по «сильной руке» и «королевскому величию».

– А также смачным скандалам в королевских дворцах. Не завидую августейшей доле – будь я принцем Чарльзом и имей такую жену, как Камилла, тоже бы отправилась маньячить в подворотню!

Кира не оценила моего легкого юмора, тут, на мое счастье, появилась Вета с кофе и сухариками. Я с сожалением посмотрела на свою помощницу: я ведь отдавала ей распоряжение таким тоном, чтобы она поняла – ничего нести не надо! Мне хотелось как можно быстрее избавиться от профессорши! Но бедняжка, как обычно, поняла все превратно!

Выдворить Киру из кабинета было невероятно сложно, она тотчас достала из сумочки объемный блокнот, в который стала записывать мои советы. Я намекнула ей на поздний час и выразила уверенность, что дома ее ждут муж и дети.

– О, не стоит беспокоиться, Даночка, муж у меня был, когда я училась в аспирантуре, но больше двух лет мы вместе не выдержали и разошлись по обоюдному согласию, а дети давно выросли, – ответила Компанеец. – Карьера для меня – на первом месте. Даже моих малышей я произвела на свет, не отрываясь от производства, – через неделю после защиты диссертации! Так, значит, вы считаете, что мне стоит добавить в книгу главу о реакции королевского дома на мои разоблачения?

Я пожалела, что вообще затронула эту тему. На намеки профессорша не реагировала, когда же я сказала, что она, наверное, безумно устала и ей хочется принять горячую ванну с ароматическими маслами, она смерила меня взглядом, полным непонимания, и изрекла:

– У меня нет ванны, Даночка, я принимаю холодный душ два раза в день по три минуты, великолепно себя чувствую и никогда не простужаюсь! А летом живу на даче под Экарестом, где занимаюсь легкой физической работой, что поддерживает организм в тонусе.

Сомневаться в этом не приходилось – для своих пятидесяти с хвостиком госпожа профессор выглядела очень даже ничего. После двух часов изнурительной беседы мне удалось распрощаться с Кирой под предлогом того, что настала пора готовиться к завтрашней передаче.

– О, если хотите, Даночка, я могу вас подвезти, – предложила она.

Я моментально заявила, что этого не требуется, – в гараже телецентра меня ждало собственное авто.

– Ах, как жаль, я не обсудила с вами и десятой доли того, что хотела, – закудахтала Кира.

В сердцах я подумала, что не имею ничего против того, чтобы материализовавшийся в коридоре студии Вулк Сердцеед или, на худой конец, Вулк Климович прикончил Киру. Профессорша была невыносима, как касторка, и прилипчива, как банный лист. Неужели все писатели такие – нападают на жертву и высасывают из нее информацию до последней капли?

Извинившись, я вышла на секунду в комнатку, где сидела Веточка, усердно набиравшая что-то на компьютере, и прошептала:

– Дорогая, позвони мне по внутреннему телефону!

– Но зачем, Дана? – подняв на меня огромные карие глаза, подведенные фиолетовой тушью, спросила она. И, заметив сигарету в моей руке, проблеяла: – Дана, курить вредно, это уже вторая пачка за день…