Антон Леонтьев - Ночь с Каменным Гостем

Он отключился, а я сидела у аппарата, погруженная в мечтательную задумчивость. Внезапно в трубке, которую я держала около уха, что-то щелкнуло. Меня словно током ударило – Кристиан звонил из дворца, и кто-то подслушивал наш телефонный разговор! Но кто? Отчего-то я не сомневалась, что за всем этим стоит герцогиня Елена и ее верный цербер, профессор Карл Вадуц.

На следующий день, не теряя времени, я отправилась в Ист-Энд, чтобы разыскать возможных свидетелей. Девицы, с которыми я пыталась переговорить, или глупо смеялись, или грубо отвечали, что происходящее в квартале – не их ума дело.

Я безрезультатно слонялась по грязным улицам, отвергая приставания мужчин с похотливым взором. Заметив тощую девицу, я подошла к ней и, показав ассигнацию, спросила:

– Вам известно что-нибудь про Вулка Сердцееда?

Девица, проворно схватив купюру, ответила:

– Ты что, интересуешься этим кровопийцей? Не советую тебе, красотка, Вулк пощады не знает. Но если тебе так хочется узнать о нем побольше… Боянка тебе нужна, – прошептала она мне в лицо. – Она все знает, она Вулка видела! Она только того, вечно под мухой, что поделать, жизнь тяжелая. Живет она неподалеку. Иди к ней, предложи денег – форинтов двадцать, не больше, все равно она все пропьет. Тогда она тебе все расскажет!

Девица показал мне кособокий домишко – жилище Боянки.

Мы оказались в крошечной комнатушке, заваленной пустыми бутылками. Девица, указав на вонючий матрас, на котором лежала женщина неопределенных лет с отечным лицом и седыми космами, сказала: «Вот наша Боянка. Она сейчас на грудь приняла, вот и дрыхнет».

Словно в подтверждение ее слов, по комнатке разнесся мощный храп. Я попыталась растолкать Боянку, но это оказалось неимоверно сложным делом. Я тормошила ее изо всех сил, несколько раз несильно ударила кулаком по плечу, но ничего не помогало – Боянка храпела, как гренадер, распространяя удушливый запах перегара.

Тогда я зажала ей нос двумя пальцами, Боянка немедленно открыла беззубый рот, который я прикрыла ладонью. Она закашляла и приоткрыла глаза.

– Эй, ты чего! – тонким пьяным голоском произнесла она. – Прекрати!

Я оторвала руки от ее лица, и Боянка, как по команде, опустилась на матрас и захрапела. Проделав снова эту нехитрую процедуру, я добилась того, что пьяница пришла в себя. Я, помахав перед ее лицом двадцатью форинтами, заявила:

– Если хочешь их получить, должна ответить на мои вопросы!

Розовая купюра произвела магическое воздействие – Боянка приободрилась, подскочила и окончательно проснулась. Я заметила, что левая нога у нее сантиметров на пять короче, чем правая, из-за этого несчастная хромала.

– Что, таких, как я, никогда не видела? – подхватив бутылку и выливая ее мерзкое содержимое в горло, произнесла Боянка. – Я такой родилась. Раньше мужикам на это наплевать было, но тогда я была молодой и красивой. А теперь ведь я развалина, и ни одна скотина не хочет взять меня! Сколько, ты думаешь, мне лет?

Я всмотрелась в лицо Боянке – покрытая прыщами и сизыми пятнами кожа, давно не мытые волосы, свисающие патлами на узкий лоб, оттопыренная нижняя губа, с которой капает слюна. Она походила на сказочную ведьму, которая заманила к себе в избушку Ганса и Гретель с тем, чтобы приготовить из детишек жаркое.

– Думаешь, что я – древняя старуха? – прошептала Боянка, отбрасывая в угол пустую бутылку. – Гадаешь, семьдесят ли мне или восемьдесят? А мне ведь и сорока еще не исполнилось! – Боянка, проковыляв ко мне, выхватила двадцать форинтов, поскребла их длинным желтым ногтем и произнесла: – Черт возьми, а ведь настоящие! Давно такого богатства в руках не держала! Вот сегодня погуляю!

Мне было безмерно жаль Боянку, и я знала, что деньги, которые я заплатила ей за сведения о Вулке, она пустит на покупку дешевого алкоголя.

– Мне сказали, что вы видели Вулка Сердцееда! – сказала я.

Боянка крякнула, подбежала к двери, захлопнула ее, ринулась к окошку и, всматриваясь в темноту, прошептала:

– Что ты об этом кричишь! Не к ночи Вулк будет помянут! Я не хочу, чтобы он меня навестил и сердце выдрал! Просила же я Магду никому не говорить о том, что я ей спьяну сболтнула.

Чувствуя, что нахожусь на верном пути, я сказала:

– Боянка, вы должны мне рассказать все, что знаете. Я пытаюсь поймать Вулка, и ваши показания могут этому способствовать. Подумайте о девушках, жизнь которым вы можете спасти!

– А кто обо мне подумает? – сказала Боянка и залилась слезами. – Для всех я колченогая пьянчужка, никто меня не любит! У меня туберкулез да хвори, которые от клиентов подцепила. Мне жить осталось недолго, вот и пью!

Она успокоилась так же внезапно, как и начала рыдать. Деловым голосом Боянка произнесла:

– Гони мне еще двадцатник, и я тебе все расскажу!

Я подала ей еще одну купюру, Боянка, усевшись на матрас, заявила:

– Права ты, видела я Вулка, и целых два раза! Первый раз, когда он Тодору убил. Я ведь потом поняла, что с Вулком столкнулась, когда бедняжку нашли. Хорошая была девка, меня «мамкой» звала, пару грошиков давала, говорила, что я покойницу-матушку ей напоминаю. Я как раз домой к себе ковыляла, его краем глаза видела – он в карете приехал, разговаривал с Тодорой. В плаще был черном и шляпе, в руках – саквояж. Тодора его к себе повела…

Я, дрожа, спросила:

– Вы видели его лицо?

– Да нет же, темно там было, и в шляпе он был, а воротник плаща поднят. Потом я спохватилась, что вина не купила, поплелась в лавку и вижу – Тодора, подбоченясь, стоит в дверях своей хибары, около нее – этот тип. А она хохочет и ему кричит: «Ты его что, сам своим скальпелем отрезал или собака откусила?» Но это первый раз.

– Ага! – в волнении воскликнула я.

Боянка продолжала:

– А второй раз – это накануне, когда он Марусечку на тот свет отправил. Ей же семнадцать исполнилось, она из дома сбежала, отчим ее бил и домогался, глупышка в Экарест и подалась, хотела в горничные наняться, а кому она нужна – и говорить толком не умеет, все лопочет на своем ужасном диалекте, и прислуживать не научена. Вот и приземлилась в Ист-Энде. Она мне как дочка была, я так ее любила, а Вулк Марусю…

Она заревела, и я поняла, что тело, которое было похищено лейб-медиком, принадлежало этой самой Марусечке.

– Так что же с ней? – спросила я.

Боянка, немного упокоившись, ответила:

– Я видела, как она подсела к нему в карету. Я как раз из кабака возвращалась – смотрю, она стоит перед экипажем и с кем-то разговаривает. А потом он ей руку протянул в перчатке, а на ней синий камень сверкает! Я потом только, когда домой пришла, вспомнила, где подобный перстень видела! Бросилась на улицу, а кареты и Марусечки след уже простыл. Этот ирод ее убил. Ох, горе-то, горе…