Антон Леонтьев - Трудно быть солнцем

– Взаимно, ваше сиятельство, – ответила я. Сухие губы старого Святогорского коснулись моего запястья.

– Вот видите, занимаюсь земледелием, – с некоторым смешком сказал он. В руке у него я заметила длинные садовые ножницы. Он занимался тем, что срезал еще не распустившиеся бутоны роз. Оранжерея была наполнена восхитительными ароматами. У меня от такого разнообразия запахов слегка закружилась голова.

– Я хочу сделать небольшое пожертвование в пользу вашего музея, – сказал старый Феликс. – Вас устроит тысяча рублей?

– Ваше сиятельство, вы более чем щедры, – произнесла я. Тысяча рублей, с учетом набирающей темпы инфляции, уже не бог весть какая сумма, однако я рада любому источнику финансирования возглавляемого мной учреждения.

– Я это знаю, – гаркнул князь и хлопнул в ладоши. – Ада, где ты? – капризным тоном прокричал он.

Из глубины оранжереи показалась молодая невестка князя, супруга его сына, Аделаида Святогорская, урожденная княжна Шереметева. Аделаида, или Ада, как называли ее в семье, была двадцати трех или двадцати четырех лет от роду, невысокая, удивительно красивая, с одухотворенным лицом, похожим на творения Рафаэля. Облаченная в просторное платье нежно-кремового оттенка, она подошла к свекру.

Святогорский уже много лет в результате несчастного случая на охоте не мог самостоятельно передвигаться. Однако у меня создавалось впечатление, что старый князь часто намеренно афиширует свою немощь и намеренно заставляет сына и других родственников относиться к нему с особым вниманием. Несколько раз я заставала князя в оранжерее за тем, что он сам тянулся к цветку или, наклоняясь, брал с пола ножницы или горшок. Значит, его недуг не такой уж серьезный, он преувеличивает собственные страдания.

– Ада, я хочу обратно во дворец, – сказал он.

Его слова обозначали одно – молодая княгиня, несмотря на то, что была беременной, должна катить кресло со стариком внутрь дворца. Я вызвалась помочь ей. Аделаида тихо поблагодарила меня. Бедная девочка, она чем-то неуловимо похожа на Настеньку, дочку дворецкого Никифора. Несмотря на то что между двумя молодыми женщинами лежит социальная пропасть, они обе несчастны. Я же вижу, что княгиня тяготится жизнью в роскошном дворце. Я знала, что ее отец, разорившийся и имеющий миллионные долги, фактически продал дочь Святогорским в обмен на то, что Феликс-старший оплатит часть его векселей. Старик не упускал возможности каждую секунду напомнить юной княгине о том, что именно он хозяин в доме.

– Ада, следуй за мной. И почему ты не надела брошь с бриллиантами, которую мой сын подарил тебе накануне? Она принадлежала моей жене.

Я, заметив мраморную бледность Аделаиды Святогорской, произнесла:

– Князь, не кажется ли вам, что Аделаиде Николаевне лучше прилечь. Она же находится в положении… – продолжила я.

– Нет, не кажется, – отрезал князь. Он, как и все представители княжеского рода Святогорских, отличался упрямством и скрытым садизмом. – Ада, я жду моего внука с великим нетерпением. Надеюсь, это будет мальчик. Нет, я знаю, что это будет мальчик! Другого и быть не может! Это твои родители понарожали пятерых дочерей и теперь ломают голову над тем, как их всех пристроить. Мне требуется наследник. Наследник, который станет умнее и талантливее, чем мой взбалмошный и инфантильный сын.

Я усмехнулась про себя. Надо же, князь не замечает одного: его сын, Феликс-младший, пошел по его же стопам. Но чего еще ждать от представителей пускай и древнего, но угасающего рода. Слишком много намешалось в их крови жестокости, распутства и вседозволенности. Мне откровенно было жалко Аделаиду Святогорскую.

– Деточка, идите прилягте, – шепнула я ей, но Аделаида ответила мне так же тихо:

– Благодарю вас, Елена Карловна. Вы единственный человек, который проявляет заботу обо мне. Мой супруг…

– Ада! – прогремел голос старика. Он, часто изображавший из себя глухого инвалида, на самом деле обладал удивительно тонким слухом. – На что это ты жалуешься Елене Карловне? Думаешь, госпоже директрисе музея интересны наши фамильные тайны? А то она церемониться не будет, опишет все в своих монографиях. Ведь так, Елена Карловна?

Он повернулся и, прищурившись, уставился на меня. Я промолчала. Мы вступили в библиотеку – огромное помещение, выстроенное ротондой. Книжные полки, на которых находились откровенные раритеты, уходили ввысь. Я давно упрашивала князя преподнести в дар музею несколько бесценных экземпляров, однако он каждый раз с отвратительным смешком заявлял мне – а что он получит взамен? Причем он так смотрел на меня, что я не знала, что и думать – о чем же он ведет речь?

В библиотеке находились молодой князь и Анна Радзивилл. Облаченная в удивительное платье нежно-сиреневой расцветки, с жемчугами на шее, она была великолепна, похожа на древнегреческую богиню. Старик кашлянул и заявил:

– Ну что, мадам, мой сын показывает вам наши владения?

– Да, князь, – мелодичным голосом ответила актриса. – Его сиятельство чрезвычайно любезен ко мне.

– То-то я смотрю, что ты, Феликс, ни на шаг не отходишь от мадам Радзивилл, – сказал князь. – А твоя законная супруга, носящая под сердцем моего внука, проводит время в одиночестве. Ада, присядь рядом с мужем!

Старый Феликс не просил, он отдавал приказания. Аделаида, похожая на тень, молча и покорно опустилась в старинное кресло по правую руку от Феликса-младшего. По левую руку находилась Анна Радзивилл. Чрезвычайно довольный своей бессовестной выходкой, старик заявил:

– Сын мой, и какая из них тебе больше по вкусу?

Я замерла. Лицо молодого князя окаменело, Анна Радзивилл тонко улыбнулась. Княгиня отвернулась, якобы не вынося яркого вечернего солнца, лучи которого лились через стеклянный купол ротонды.

Тягостную паузу прервало появление Никифора, который торжественно объявил:

– Господин Адриан Ирупов.

– Ага, наш Рокфеллер уже здесь, – потер руки князь. – Проводи его в библиотеку, Никифорушка. А потом принеси нам чай.

– Да, ваша светлость, – подобострастно произнес дворецкий, глядя по-собачьи преданными глазами на старика.

– Ирупов наверняка будет просить меня предоставить в его распоряжение мой парк. Вы же знаете, для чего именно, дорогая Елена Карловна, – Феликс-старший захихикал. – Его ненаглядная доченька, единственная наследница всего его состояния, сделанного на соленых огурцах и пеньке, выходит замуж. А вы были когда-то неравнодушны к ее жениху, не так ли?

Я закусила губу, мысленно приказывая себе не поддаваться на провокации старика. Князь, как физический, так и духовный калека, находил удовольствие в том, чтобы провоцировать других, причиняя им боль и выводя из равновесия. Но пусть не надеется, со мной у него этот номер не пройдет.