Елена Михалкова - Дудочка крысолова

Ничего не ответив, парень забрал у нее термос и поднялся. Глядя сверху вниз, он стоял в нелепой позе, согнувшись, и лампочка описывала круги над его головой.

– Скоро приду, – сухо сказал он. – Сиди тихо.

И выключил свет.

Когда хлопнул люк, Алька повалилась на бок, ощущая сквозь шерстяную колючую ткань пледа холод, идущий от досок. Но теперь, когда она была сыта, этот холод невозможно было сравнить с прежним, могильным, мучившим ее всего полчаса назад. «Сиди тихо…» Алька не смогла бы кричать, даже если бы очень захотела, – ей казалось, что горло охрипло до наждачной шершавости. С ним она каким-то чудом смогла поговорить, но кричать… Нет, он убьет ее раньше, чем кто-нибудь прибежит на крик. «И почему я решила, что вокруг вообще кто-то есть? Может быть, дом стоит в лесу?»

«Соблазни его, – шепнул тихий голос, напоминающий ей голос Микаэллы, когда та была в хорошем расположении духа. – Не зря же он принес тебе плед. Ты сможешь…»

Альку едва не стошнило от омерзения. «Не смогу!»

«Брось! Ты же обычная шлюшка! Раньше спала с одним мужиком за его деньги и выбирала его сама, теперь спишь с теми, на кого укажут… Будь честной с собой. Ты можешь представить, что это твоя работа, и все получится! Сделай так, чтобы он трахнул тебя!»

Алька едва не зашипела от злости. «Называй меня как хочешь! Но спать с ним я не буду!»

«Ты должна! Иначе никогда отсюда не выберешься! – Голос становился громче и навязчивее, как будто питался ее отвращением и паникой. – Хочешь сдохнуть здесь, а?»

Невесть почему Алька вдруг вспомнила своего дружка-скрипача, тощего и голубоглазого, веселившего ее по утрам игрой на воображаемой скрипке. Они так часто ссорились, что едва успевали заняться любовью в перерывах между скандалами… Но в ее воспоминания о счастье входило все время, что она провела с ним, и ссоры тоже были его частью.

«Я лучше и правда сдохну», – в один миг успокоившись, сказала она, и тут же поняла, что это решение – единственно правильное. Если бы она попыталась соблазнить его, он бы убил ее, теперь в этом не было никаких сомнений. Она нарушила бы его игру .

Тень Микаэллы развеялась, и голос ее исчез, но Алька приказала себе быть настороже. Растирая руки – слава богу, на этот раз псих не связал ее, – она размышляла, что же такое знакомое чудится ей в его интонациях, пока не сообразила: точно так же разговаривал знакомый дрессировщик собак со своими питомцами, которых хозяева приводили к нему на площадку.

Ей вспомнилось, что он постоянно называл ее крысой, и Альку внезапно осенило. Что, если это не оскорбление, как она считала до сих пор? Похоже, он и в самом деле обращается с ней как со зверьком… Она постаралась припомнить все, что знала о крысах, но в голове с пугающей назойливостью всплывало лишь одно: карикатура, которую она увидела пару месяцев назад. На ней зажатая мышеловкой крыса лапками отжимала пружину, словно культурист на тренажере, а вокруг стояли аплодирующие коты… Не самое полезное воспоминание, но Альку оно успокоило.

«Все, все, все пошло не так! Вернувшись в свою комнатушку под крышей и бросив ненужный мешок с ядами на пол, Крысолов остановился перед окном, уперев руки в бок. До чего же он был зол на этих глупцов! «Церковники!» Он произнес это с таким презрением, что, услышь его хоть кто-нибудь из святых отцов, не миновать бы ему суровой кары. Но его слышала только крыса, сидевшая в коробке. Крысолов выпустил Ушастого на стол и погладил зверька по спине.

– Ты видел, а? – негромко спросил он. – Они не пустили меня в свой паршивый собор. В его чреве копошатся сотни крыс, а эти безумцы объявляют, что не могут разрешить провести обряд внутри святыни тому, кто служит дьяволу. Скажи, кто после этого служит дьяволу – я или они?

Он сел на стул, чувствуя, что злость уходит, сменяясь насмешливым пренебрежением. Ему захотелось собрать вещи и уйти куда глаза глядят из этого города, оставив жителей и бургомистра с епископом самих разбираться с черной напастью. «Вот же запляшут они, когда прибудет посол из Кельна!» Но мстительное чувство быстро схлынуло, уступив место задумчивости.

Он знал, что не уйдет. Конечно же, дело было не в том свитке, на котором он старательно вывел свою подпись, чтобы не уронить лицо перед высокомерной знатью… Хотя и про свиток нельзя забывать: как-никак, он обязался увести крыс из Хамельна, а нарушать обещания опасно. Кто знает, чем это отзовется в будущем?

Но все же дело было не в свитке… У него была своя гордость, гордость крысолова, привыкшего истреблять черных тварей повсюду, где ему платили звонкой монетой. Ни разу за всю его жизнь не случалось такого, чтобы он отступал. Люди ли, крысы ли препятствовали ему, он все равно упорно разбрасывал яды, натравливал крысоволка, придумывал хитрые ловушки – делал свое дело.

За годы странствий в одиночку он стал больше размышлять и пришел к выводу, что каждому человеку отведено свое место в жизни. Если ты создан стражником, тебе негоже лезть в купцы. Из тех, кому уготован удел стать купцом, получаются плохие воины, а из прирожденных воинов – никуда не годные правители. Он был создан крысоловом и, видит бог, не ропщет на судьбу, а принимает ее со смирением.

Правда, Хамельн без конца испытывал его смирение. То чернобородый, то жена бургомистра, а теперь вот – святые отцы! Все, что он собирался сделать, – это лишь скинуть крысам вниз отравленное мясо, и даже запасся ядами у местного лекаря, уверенный, что все получится. Крысолов проводил «изгнание» много раз и в этот опасался лишь одного: что сытые твари пренебрегут его даром и съеденного ими яда не хватит, чтобы тот убил крыс.

Поэтому он не довольствовался теми запасами, что имелись у него, а пришел в лавку со снадобьями. Даже если бы местные жители знали, что сами без труда могут уничтожить крыс, они не пошевелили бы и пальцем. Слишком силен был в них страх, и слишком глубоко укоренилась привычка полагаться на крысоловов. Что ж, ему это только на руку. Он выбрал нужные средства и сразу заплатил за них, рассчитывая, что уже вечером его щедрый дар отправится в подземелья под собором.

Но стоило ему заикнуться об этом в церкви, как служители встали насмерть. Они не пустят слугу дьявола совершать свои кощунственные обряды внутри храма! Он взывал к их здравому смыслу, убеждал, просил, но все было зря – церковники оказались неумолимы. Не помогло и вмешательство бургомистра. Тот, правда, и не жаждал выступить на стороне Крысолова и лишь для проформы обратился к защитникам святыни от посягательства.

За окном вновь затрещали надоевшие Крысолову вертушки и раздались пронзительные крики детей.

– Клянусь святым Петром, этот город заслуживает того, чтобы крысы сожрали его до основания! – вспылил он, прикрывая ставень.