Лариса Соболева - Первая, вторая, третья

— Роди, выходи, — сказал Марат. — И не забудь на рожу надеть приветливость, а я поставлю джип в гараж и посмотрю, что повредилось от удара. Будь внимателен, мы не знаем, что Лиза им наговорила. Если заметишь малейшие изменения…

— Понял. Знаю.

Родион спрыгнул на землю, пробежал до ступенек, втянув голову в плечи, — дождь попадал за воротник, это не слишком приятно. Стряхивая с себя капли уже на террасе, он увидел тестя с сигаретой, облокотившегося о перила, Виталия и Эндрю, сидевших в креслах. Последний — неприятный тип, как оценил его Родион, правда, в чем заключалась неприятность, он затруднялся ответить.

— Добрый вечер, — поприветствовал он гостей бодрым голосом и якобы только сейчас заметил. — Вы курите?

— В России водятся бациллы вредных привычек, — пошутил тесть. — Человек, подверженный слабостям, недостоин уважения, да что же делать, когда на душе мир и покой? Хочется добавить чего-то такого, что проходит у нас под грифом «нельзя». А ты что так поздно?

— Машина сломалась. Вызвал ребят, пока приехали, пока починили… Где Лиза? — поинтересовался Родион, падая в кресло.

— Ушла полежать, думаю, спит. Под дождь удивительно сладко спится. Знаешь, я видел тропические дожди, европейские, в Северной Америке и Южной… А только здесь дождь какой-то… родной. Да, нигде нет таких дождей, и не поют так голосисто птицы в лесах, только здесь. Неважно выглядишь.

— Устал. Пока пересчитали, сверили… Вы ужинали?

— Да, в ресторане. Ты не говорил, что у Лизы были сломаны пальцы.

— Не хотел огорчать вас, к тому же переломы срастаются. У нее несколько переломов было, а что? — насторожился Родион.

— Не села за руль из-за переломов. Может, так даже лучше.

— Конечно, лучше ей обходиться без машины, Лиза за рулем — убийца. Я голоден, да и ребята не ужинали, пойду и скажу Кире Львовне подать нам в столовую.

— Да, Роди! — остановил его Всеволод Федорович. — Хочу сделать тебе выговор.

— Выговор? — похолодел Родион. — За что?

— Когда я решил показать Эндрю и Виталию город, твоя прислуга пыталась остановить меня, кухарка не пускала Лизу со мной. Это что такое? Как она смела?

— М-м… простите ее. Э… после аварии Кира Львовна много времени проводила у постели Лизы, я ведь работал и… А постороннего человека боялся нанять, сейчас люди лишены ответственности. Она меня выручила… и… я ей доверяю. Она опасается за Лизу, опекает ее, если вы заметили…

— А я считаю, прислуга распущена, за это отругал дочь.

— Зря. Во всем виноват я. Хорошо, с Кирой Львовной поговорю. Никто не желает поужинать второй раз… выпить… м?

— Нет-нет, — отказался Всеволод Федорович. — Иди. Да! — снова задержал зятя тесть. — У меня есть предложение к тебе, полагаю, оно тебе понравится, но о нем завтра. Сегодня, вижу, ты никакой.

Зять ушел в дом, о, если б он оглянулся… Но не оглянулся, не увидел лицо тестя, его взгляд, наполненный даже не ненавистью, а чем-то пострашней, направленный в спину зятя.

Всеволод Федорович повернулся к Эндрю с немым вопросом, впрочем, тот понимал босса и без слов.

— Он на пределе, — сказал Эндрю. — Прилагает огромные усилия, скрывая настоящее состояние, ему плохо это удается, если вы заметили.

— Заметил, — процедил Всеволод Федорович. — Что еще?

— Утром ваш зять был другим, думаю, его что-то подкосило.

— Это не связано с тем, что мы увезли… дочь? Будем пока так называть девушку, обойдемся без имен, как и раньше, несмотря на английский.

— Я не провидец, но случилось нечто серьезное.

— Он заподозрил нас в сговоре?

— Вряд ли, — сказал Эндрю. — Английского никто из них не знает, иначе они выдали бы себя, прослушав наши диалоги. Или приняли бы какое-то решение, которое нам уже было бы известно. А вы, сэр? Вы продумали свои действия?

— У меня нет идей. Я все время думаю о дочери. Где она, знает только зять и, полагаю, его банда.

— Есть способ выяснить, но он опасный.

— Я готов. Слушаю тебя, Эндрю.

В столовой проходил ужин в молчании, на стреме у двери стояла Кира Львовна. Родион единственный, кто ел без аппетита, собственно, почти не ел, хотя чувствовал голод. Последний взгляд Влады, затем она на ступеньках… не явится ли сегодня ее призрак?

— Как настроение у тестя? — полюбопытствовал Марат.

— Нормальное, — сказал Родион. — Хочет сделать мне предложение.

— Замуж тебя решил позвать? — хихикнул Гена. Вот у кого нервная система завидная, а может быть, у него вообще ее нет.

— Генка, в следующий раз юмори про себя, — осадил его Марат.

— Чем тебе не нравится мой юмор?

— Пусть он лучше нравится тебе. Одному.

— Не лайтесь, — покривился Тарас. — И так живем, как на пороховой бочке.

— Жорик где? — вспомнил Родион.

— Спит, — ответил Тарас. — Он весь день просидел наверху. И я сейчас спать пойду.

— А кто у мониторов будет? — рявкнул Гена.

— А что я пойму? Базарят только на английском, я в нем дуб дубом. Ночью они спят, на фиг торчать там?

— Стоп, стоп, — поднял руку Родион. — Давайте соберем силы и потерпим, осталось немного. Тарас, что говорил Жора, как тут было?

— Тихо. Америкос кофе требовал весь день…

— Он англичанин, — поправил его Марат.

— А мне по хрену. Говорят, от кофе сердце дуба дает, а ему хоть бы хны. Забодал нашу Киру, она сварила этого кофе цистерну, наверное. Вечером приехал папа и…

— Знаю, — перебил Родион. — Когда вернулись с прогулки, ты у монитора сидел?

— Угу.

— Что они делали?

— Базарили. Смеялись. Лизка ушла к себе, я смотрел ее комнату, она разделась и улеглась на диван с книжкой.

— Опять подглядывал за ней? — зло процедил Родион.

— Не-ет… Ну… чуть-чуть. Не убудет же от нее.

— Онанизмом баловался? — заржал Гена, Марат воздел очи к потолку и застонал. — Скучный ты, Марат, шуток не понимаешь.

— Твоих — нет, — сказал тот.

— Что-нибудь необычное заметил или услышал? — продолжил допрос Родион.

— Если б заметил или услышал, позвонил бы тебе.

— Не нравится мне Виталик, копается в бухгалтерии, копается… И старик везде нос сует.

— Имеет право, — буркнул Марат. — Роди, не психуй. Если б они узнали о подмене, такой кипиш подняли б — мало не показалось бы. Твой тесть себя считает властелином, а властелины не размениваются на игры, они прут в лоб.

— Значит, все идет по плану… — задумчиво произнес Родион.

Но на душе было тревожно, это Влада виновата.

Наговицын успел опросить трех друзей Филиппа, только последний внес небольшие дополнения к рассказу Ренаты, которые оказались очень важными:

— Да, я знал, что у них любовь разгорелась, но мы относились к этому скептически. Лиза вся гламурная, шоколадная и… первая.

— Что это значит — первая? — не понял Наговицын, ведь Адам имел в виду не спорт.