Дарья Донцова - Подарок небес

– Нет, Дева Мария, – с достоинством ответила девочка. – Она мне тоже снилась, улыбалась и говорила: «Мама всегда думает о ребенке, пусть сейчас вы в разлуке, это не умаляет ее любви». К нам редко приходят посторонние, вот я и решила, что вы тот самый человек, мой проводник к маме.

Серьезная взрослая речь девочки удивляла, но еще больше удивляла уверенность, с которой малышка говорила. Наверное, я выглядел обескураженным, потому что одна из воспитательниц быстро подошла к нам и сказала крошке:

– Иди к елке!

Та нахмурилась, но послушалась.

Я с шумом выдохнул.

– Девочка вас чем-то расстроила? – участливо спросила женщина.

Я сдвинул бороду набок.

– Точнее сказать – обескуражила. Честно признаюсь, я практически не имел дела с детьми, не умею с ними обращаться, а уж если сирота просит отвести ее к маме, окончательно теряю способность здраво мыслить.

Воспитательница села на соседний стул.

– Меня зовут Валентина Сергеевна, я работаю здесь двадцатый год, но девочки, подобной Юле, никогда не встречала. Очень странный ребенок. Она из обеспеченной семьи, отец и мать были владельцами фирмы по прокату автомобилей. И вот вам гримаса судьбы, оба погибли на шоссе. Юля круглая сирота, у нее есть опекун, Семен Михайлович, хороший, порядочный человек, но он не женат и занимается исключительно финансовым обеспечением девочки. Юлия умна, видно, что ее обучали языкам, танцам, рисованию. Девочке семь лет с небольшим, она ходит во второй класс, учится на одни пятерки, выгодно отличается даже от домашних детей, но нас беспокоит ее эмоциональное состояние. Юля не горюет о родителях, она говорит, что они были очень строгими и не родными ей. Якобы к ней во сне, уже после аварии, явилась Дева Мария и открыла тайну: Юлечку в младенчестве удочерили, отняли ее обманом у родной мамы и отдали на воспитание в другую семью. Настоящая мать жива, она очень тоскует по дочке и скоро ее найдет.

– Понятно, – пробормотал я, – детская психика ищет способа справиться со стрессом. Подчас одинокие мальчики и девочки выдумывают несуществующих друзей, об этом написана замечательная книга «Малыш и Карлсон, который живет на крыше».

– У Юли все зашло слишком далеко, – удрученно сказала Валентина Сергеевна, – она просит звать ее Катей, на родное имя не откликается даже в школе. Вызовет ее учительница к доске, а Юля и не шелохнется, преподаватель скажет: «Катюша, дай тетрадь», – и та с охотой подчинится. Мы даже водили ее к детскому психологу.

– И каков вердикт? – поинтересовался я, наблюдая за Юлей.

– Интеллект выше среднего, творческая личность, эмоционально обостренно воспринимает действительность, обладает очень развитой фантазией, – старательно перечислила Валентина Сергеевна. – Специалист посоветовал не одергивать Юлю, через какое-то время она перестанет рассказывать о Деве Марии и придумывать «родную маму». Но пока что проблема не снята. Фантазия у Юли феерическая. Как-то раз я спросила у нее: «Солнышко, ну чем тебе не угодило имя Юлечка? Оно красивое, сочетается с отчеством и не такое распространенное, как Катя». Знаете, что она ответила?

Я покачал головой, не отрывая взгляда от девочки, которая стояла в профиль ко мне, демонстрируя сильный изгиб позвоночника в районе поясницы.

Валентина Сергеевна вздохнула:

– Обычному ребенку такое на ум не взбредет. Якобы родная мама во время беременности постоянно разговаривала с дочкой и называла ее Катей. Скажите, подобное может быть?

Я почувствовал, как по спине потек пот.

– Ваня, – заорал Энди, – то есть Дедушка Мороз, расправь старые кости, встряхни бороду и поторопись зажечь елку.

Дети весело засмеялись, а я поспешил к розетке, куда следовало, не привлекая внимания, вставить «вилку» от гирлянды.

Когда наше время истекло и дети, получив по мешочку со сладостями, стали разбегаться, я подошел к Юле и спросил:

– У тебя есть телефон опекуна Семена Михайловича?

Девочка вздернула подбородок и прищурилась:

– Конечно.

Я вынул мобильник.

– Продиктуй мне цифры.

Юлечка не проявила любопытства, спокойно назвала номер. Я ее поблагодарил, пошел к выходу и уже на пороге, повинуясь необъяснимому чувству, обернулся. Девочка, демонстрируя прогиб в пояснице, стояла ко мне боком, потом она повернулась, вздернула подбородок, прищурила голубые глаза и, потряхивая белокурыми кудрявыми волосами, заспешила к двери, чуть выдвинув одно плечо вперед. Мне захотелось перекреститься и прошептать стишок, который частенько говорила крохотному Ванечке няня:

– Иисус, защитник детей, будет всегда с тобой, за руку возьмет, через беды проведет, даст надежду и слезки утрет.

Семену Михайловичу я позвонил сразу, как только вышел из детского дома. Он оказался приветливым и согласился принять меня прямо сейчас, несмотря на то что часы показывали полдевятого вечера. Опекун жил в центре, и я, испугавшись предпраздничных пробок, поехал на метро.

В годы моего детства и юности подземка напоминала сказочный дворец. Маленький Ванечка восхищался мраморными полами, мозаикой на потолке «Маяковской», бронзовыми фигурами на «Площади Революции», заглядывался на витражи «Новослободской», побаивался строгих дежурных в черных шинелях, которые, взмахивая флажками, разрешали составу отъехать от перрона, и обожал кататься на эскалаторах. В метро тех времен было тепло зимой и прохладно летом, в нем ничем не воняло, пьяных тормозили суровые контролеры, а о нищих, бомжах и дворовых собаках в вагонах никто и подумать не мог. Окончив институт, я спустя некоторое время стал обладателем личного автомобиля и перестал спускаться под землю. Конечно, я пользуюсь метрополитеном время от времени, но не испытываю при этом, как в детстве удовольствия.

Но сейчас, сидя на продавленном диване и глядя на трех псов, мирно дремлющих около дверей, я негодовал. Поймите меня правильно, я люблю животных, но где гарантия, что эти шавки здоровы?

– Станция «Белорусская», – объявил диктор.

Псины вскочили и ринулись к дверям, они явно знали, где им нужно выходить. Я слегка расслабился, но уже через пару секунд понял: сладко посапывающие дворняжки не самое большое зло, в конце концов, если им понадобилось попасть на вокзал, то я не против. А вот отвратительно воняющий, отчаянно кашляющий бомж, севший напротив меня, опасен для окружающих, он оскорбляет обоняние, слух, зрение и, вероятно, заражен туберкулезом. Я дождался «Маяковской» и переместился в другой вагон, вслед за мной туда же влетела молодая цыганка и заныла:

– Кому погадать?

Пассажиры никак не реагировали на присутствие ромалы, в конце концов она нависла надо мной. Я в свое время прочитал несколько книг, посвященных цыганам, поэтому без всякого аффекта сказал: