Наталья Борохова - Адвокат инкогнито

– Виктория, детка, погоди… – попытался прервать ее уже совсем другим, изменившимся тоном Аркадий.

– Нет, это ты погоди! Я готова ради тебя на любые траты. Готова продать машину, если потребуется, влезть в долги, начать репетиторствовать. А ты, на что готов пойти ты ради меня? Ради Маши и Пети? Кстати, еще неизвестно, как переживут дети сообщение о том, что их отца судят. Да к тому по какой статье! Готов ты к разговору с ними, а заодно и с моими родителями? А если тебя посадят? Что мы скажем им? Что ты уехал на научную конференцию сроком на шесть лет?

– Виктория, постой! – Соболев махнул рукой, словно останавливая бешеный словесный поток, нахлынувший на него. – Мы уже много чего друг другу наговорили. Прости меня. Я не со зла. Просто… просто не выдержал этого пресса. Да и кто бы мог его выдержать на моем месте? Все настолько чудовищно, дико… Я до сих пор не могу прийти в себя. Знаешь, иногда мне снятся спокойные сны, и утром я просыпаюсь, как прежде, вполне счастливым. Но тут же, как обухом по голове, на меня обрушивается действительность, и я не знаю, что лучше: жить или вообще не просыпаться.

Виктория молчала, обессиленная. Ее ярость уже улеглась, оставив после себя лишь тлеющую обиду. Аркадий прав. Они оба очень устали. Такого раньше не случалось в их образцово-показательной семье. Казалось, то происшествие открыло какую-то новую страницу в их отношениях, и сейчас они узнавали друг друга с неожиданной стороны. И нельзя сказать, чтобы открытия приносили им радость. Но все это нужно было пережить. Страницу следовало перевернуть для того, чтобы узнать, что же случится потом. Будет ли у этой книги счастливый конец…

Дубровская нашла Софью Кислову в лаборатории, где та наводила порядок. В синем сатиновом халате, с волосами, убранными под косынку, женщина показалась ей еще проще, чем при первой встрече. Хотя она уже успела понять, что под внешней неброскостью и кажущейся бесхитростностью потерпевшей скрывается острый ум и страстная женская натура.

Кислова при появлении адвоката не проявила эмоций, словно в лабораторию зашел студент в поисках своей курсовой работы. Стоя на низкой стремянке, она протирала пыль с полок, и ее белые крупные ноги были оголены почти наполовину. Дубровская предпочла отвести взгляд.

– Софья Валерьевна, я здесь, чтобы переговорить с вами, – начала адвокат свою миссию. – Если этот разговор вам по какой-то причине неприятен, скажите мне прямо, и я уйду отсюда в тот же момент.

– Ваше появление мне не доставляет положительных эмоций, но я не вижу причины отослать вас назад. Вы ведь выполняете просьбу Аркадия Александровича?

Елизавета вздохнула. Стерва как в воду глядела!

– Я – его адвокат, – скромно заметила Дубровская.

– Мне это известно. Ну, и что же собирался мне сказать Аркадий? – спросила женщина, вовсю орудуя тряпкой.

Дубровская почувствовала себя не очень уверенно. Вступительная часть закончилась быстро, нужно было переходить к сути, но заранее заготовленные реплики показались ей вдруг совсем не подходящими и чересчур прямолинейными. Так что, прямо сейчас, не сходя с места, предложить Кисловой деньги? Получится, пожалуй, слишком грубо. Как бы, чего доброго, не спугнуть потерпевшую. Недурно было бы и следить за тем, какие эмоции вызывает у нее нелегкий разговор. А как это сделать, если вместо нормального человеческого лица на уровне глаз адвоката маячит, простите, немалых размеров задница?

Тем не менее жребий был брошен, и откладывать разговор не имело смысла. Дубровская решила не концентрироваться на ягодицах потерпевшей, а вести себя свободнее, точно у себя дома, репетируя речь перед немыми корешками книг.

– Софья Валерьевна, мне трудно просить вас абстрагироваться от тех эмоций, которые вызывает у вас упоминание имени моего клиента, но все-таки я прошу вас именно об этом. Давайте отвлечемся от моральной стороны вопроса и перейдем к стороне практической…

Дубровская бросила косой взгляд на фигуру в халате. Но женщина, как и прежде, деловито шаркала по полкам тряпкой и словно даже не подозревала, что в комнате, кроме нее, сейчас находится посторонний человек, который обращается к ней и требует к себе внимания.

– Не пройдет и недели, как ваше дело передадут в суд, – снова вздохнув, продолжала адвокат. – Я не думаю, что рассмотрение займет много времени, хотя, вне всяких сомнений, заберет львиную долю ваших сил. С чем мы подойдем к приговору? Так или иначе, решение суда состоится, и каким оно будет, не известно ни вам и ни мне. Вполне возможно, оно не удовлетворит ни вас, ни Аркадия Александровича. Такое случается часто. Обвинение в покушении на убийство наверняка отпадет само собой по причине отсутствия доказательств. Понравится это вам? Не думаю. Так почему бы сейчас, пока еще не состоялось слушание дела, нам не решить все вопросы полюбовно и избежать разочарования в будущем?

– Что вы имеете в виду под словом «полюбовно»? – спросила попа, покачиваясь в такт движениям своей хозяйки.

Дубровская опять не удержалась от вздоха. Как бы ей хотелось знать, какие чувства отражаются сейчас на лице Кисловой… Заинтересованность, любопытство? Или же на нем пренебрежительная усмешка, негодование?

– Закончить дело полюбовно – значит, извлечь обоюдную пользу из того положения, которое сложилось на данный момент, – пояснила адвокат. – Аркадий Александрович получит вожделенную свободу и сможет опять отдаваться любимой работе, уделять время жене и детям. Он много пережил и, смею вас заверить, искренне раскаялся в своем поступке.

– Раскаялся в том, что изнасиловал меня? – уточнила Софья, так и не поворачиваясь лицом к адвокату.

Дубровская смутилась.

– Нет, я этого не говорила. Мой клиент раскаялся в том, что допустил слабость, что совершил в тот вечер опрометчивый поступок, изменив своей жене. Конечно, он готов принести вам извинения, если его почти мальчишеская страсть причинила вам какие-то неудобства, стыд, физическую боль. Но в целом его позиция остается прежней.

– Простите, но тогда я не понимаю, в чем моя выгода?

Хм, не в бровь, а прямиком в глаз… Тут уж не отвертишься от прямого ответа.

– Аркадий Александрович согласен вам предоставить м-м-м… некоторую сумму как компенсацию всех причиненных своим поступком неудобств, – ответила Дубровская, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно мягче.

– Сколько же? – спросила Кислова, прекратив, наконец, махать тряпкой. Снизошла даже до того, что спустилась со стремянки.

Похоже, разговор о деньгах действительно заинтересовал ее.

– Сколько вы хотите получить? – четко произнесла Дубровская. – Разумеется, в разумных пределах.