Наталья Борохова - Адвокат инкогнито

Но Кислова не рассуждала на эту тему, просто вынула из холодильника кастрюлю с неизменным цветком на боку, половником налила в большую миску борщ и поставила ее разогревать на плиту.

– Я считаю, что микроволновые печи вредят здоровью, – заметила она.

А Соболев удивился: Кислова заботится о его здоровье? Да он бы сам всего пару дней назад без особого душевного трепета подложил бы ей в пищу цианистый калий.

Борщ оказался изумительным. Густого красного цвета, со сметаной и с зеленым луком вприкуску (Виктория непременно сказала бы ему свое «фи!» и напомнила, что есть лук и общаться при этом с людьми – большое свинство). Пироги были тоже выше всяких похвал. Софья предложила ему несколько с разными начинками, и он умял их все, уже не думая, что ест из рук своего врага. При этом пил ароматный чай, который Кислова, оказавшаяся великолепной хозяйкой, тут же заварила из всяких травок.

– А я знала, что вы придете, – сообщила она, когда гость, сытый и разомлевший, откинулся на спинку углового диванчика.

Соболев пожалел, что женщина начала говорить о деле. Ему хотелось просто сидеть на этой небольшой кухоньке, пить чай с душицей и слушать, как завывает за окном декабрьский ветер.

– Мне приятно, что вы сегодня не предлагаете мне денег, – сказала Софья.

Честно говоря, он даже не успел объяснить ей цель своего визита, не то что заговорить о деньгах.

– Боюсь, после нашего последнего разговора у вас сложилось обо мне превратное впечатление… – продолжила Кислова.

Это было мягко сказано. Тогда он рвал и метал, ругая ее почем зря. Ему казалось оскорбительным ее предложение, ее желание записаться к нему в любовницы. Его чуть не тошнило при мысли о том, как воспримут такую новость окружающие.

– Вы меня в тот раз удивили, – пояснил Соболев коротко. – Все было очень странно и неожиданно.

– Я хотела как лучше, – бесхитростно пояснила Софья.

– Для кого лучше? Для меня или для вас?

– И для меня, и для вас. Я вам объяснила свою задумку. А что, разве плохо? Вы получаете прекращенное дело. Вам не назначают наказания, вас не отправляют на зону. Вы можете жить, как прежде, – преподавать, писать статьи, ездить в командировки. У меня свой интерес: я выхожу чистой из всей грязи – меня не насиловали, как шлюху в гостиничном номере, просто мой любовник немного перестарался. Что-то вроде семейной ссоры, которую по глупости вытащили на всеобщее обозрение. Вы понимаете, что мне тоже нужно выглядеть достойно? Смыть свой позор.

«Тогда не надо было с самого начала бежать в милицию с заявлением. Сотни женщин попадают в подобные ситуации, но они не устраивают судилища», – усмехнулся Соболев про себя. Кто-то ему говорил, что изнасилование занимает одно из первых мест среди преступлений по количеству латентных случаев. Потерпевшие стыдятся обратиться в правоохранительные органы, полагая, что позор легче пережить молча. Кислова к данной категории явно не относилась. Но Аркадий сейчас думал об этом без особой злобы. Так просто, констатировал факт.

– Моя жена не перенесет, если я вслух признаюсь, что у нас с вами была связь, – пояснил он. – Виктория очень принципиальный человек.

– Но ваша жена должна понимать, что так будет для вас лучше, – убежденно заметила Кислова. – Вам предложили достойный вариант. Неужели она вас не любит?

– Нет, она меня любит, но наверняка посчитает мой поступок предательством. Кроме того, она привыкла быть всегда и во всем образцом для подражания, а тут такое… Нет, Виктория никогда не согласится.

– Но я же не прошу вас жениться на мне! Это только слова, не более того.

– Все равно невозможно, – отрицательно покачал головой Соболев.

– Но посудите сами: меня изнасиловали, использовали дважды, как продажную женщину. Должна же я получить что-то как компенсацию моих страданий? Деньги мне не нужны. Мне нужно признание того, что я тоже чего-то стою, что меня можно любить и хотеть как женщину. Не так много, как вы полагаете? Неужели вы не понимаете? Я предлагаю вам честную сделку.

– Это очень… сложно.

Софья посмотрела на него и внезапно улыбнулась.

– Знаете, Аркадий Александрович, что меня радует? То, что мы сидим сейчас с вами как нормальные люди, а не враги, и беседуем о наших общих делах. Мы их обсуждаем . Уже немало! Значит, мало-помалу мы находим с вами общий язык. Это хороший знак. Может, так мы придем к соглашению?

– Если бы не моя жена, я бы давно пришел к соглашению с вами, – неожиданно вырвалось вдруг у Соболева.

Он понял, что у него больше нет аргументов против той идеи, которую предложила Кислова. В самом деле, он будет выглядеть куда лучше, если вдруг выяснится, что он провел ночь с любовницей, а не насиловал незнакомую женщину. Его поймут все друзья и знакомые. Это же естественно для мужчины – иметь любовницу. Только его жена, с ее проклятой гордостью, воспротивится. Конечно, Виктория станет думать не о том, как помочь ему выбраться, а только о том, как будет выглядеть сама в глазах окружающих. Ее не устроит, что муж нашел вдруг женщину желаннее и привлекательнее, чем она. Даже если внебрачная связь будет только на словах!

– Значит, вам нужно еще раз поговорить со своей женой, – сказала Кислова. – Она у вас умная женщина, должна понять.

«Черта с два она меня поймет!» – с неожиданной злобой воскликнул про себя Аркадий. В его душе всколыхнулся тяжелый осадок (неужели ненависти?), и впервые за все время он с неприязнью думал не о Кисловой, а о собственной жене.

– Тогда, Аркадий Александрович, я не знаю, чем вам помочь, – огорченно проговорила Софья. – Даже если вдруг я заявлю в процессе, что не держу на вас зла и не прошу вас строго судить, положению вашему это вряд ли поможет. Разве что вам назначат наказание мягче. Но если вы подтвердите нашу связь, тогда дело примет совсем другой оттенок. Обвинять любовника в изнасиловании – все равно что винить мужа в том, что он затащил жену в постель без ее согласия. Теоретически возможно, но в практике не встречается. Неужели вы не понимаете?

– Я все понимаю. На моем пути стоит лишь Виктория, – горько заметил Соболев. – Хотя даже если я пойду ей наперекор, наши отношения вряд ли это сильно испортит. Честно говоря, она сильно изменилась во время процесса.

– Мы все изменились, – примиряюще заметила Кислова. – Дороги к прошлому нет…

«Дороги нет. И прошлого тоже нет», – вертелось в голове Соболева, когда он одевался в передней.

Сам не зная почему, Аркадий медлил. Ему не хотелось уходить из теплого дома Софьи на улицу, где ждал занесенный снегом автомобиль, потом долго ехать через весь город да еще идти в дом, где неделями висела гнетущая тишина, где было невыносимо натыкаться на настороженные взгляды жены, а перед детьми приходилось разыгрывать спектакль, будто у них в семье по-прежнему все хорошо. Провались пропадом, Виктория и ее ненавистный дом!