Лариса Соболева - Поцелованный богом

– Писарь. Обещайте отдать его мне.

– Не мелковато плаваешь? – поддел его Сергей. – Писарь – не главный.

– Не главный, – согласился Федор. – Но он занимается этим по своей воле, ему нравится то, что он делает. Когда Лешку мочили, он там был.

Сергей не сказал ни «да», ни «нет»:

– Что еще можешь рассказать?

– Спрашивай, – коротко сказал Федор.

– Кого сейчас пасешь?

– Юриста. Ипполита Матвеевича Гутника.

– На фиг им юрист? – задумался Ренат.

– Мне не докладывали.

– Значит, получается, убийствами занимается большая группа людей? – выспрашивал Сергей подробности.

– Стреляет один человек, второй у него на подстраховке. Что потом с киллером – никому неизвестно. А когда подготовку ведут – да, здесь групповщина. Но проблему выстрелом не всегда решают, иногда договариваются. Это все, что мне известно от Лешки. Я человек новый, не больно-то они мне доверяют после него. Пока даже не сказали, зачем я веду наблюдение.

– Думаю, ему тоже не доверяли, – заявил Сергей.

Он понимал: раз тут образовался мощный клан, то эти люди позаботились о своей шкуре, и в случае, если выбьют одно звено, остальная цепь останется целой. Пока Сергей думал, Федор догадался, что ему с бухты-барахты эти двое доверять не станут. Он написал на салфетке номер:

– Возьмите. Это номер сотика, который я никому не даю, он зарегистрирован на несуществующее имя. Для моих «благодетелей» у меня есть другая труба, а вам я буду звонить с этого мобильника. Советую тоже купить трубу на фальшивое имя. Подумайте, я не тороплю.

Ренат дал ему свой номер, и когда после кафе Сергей сказал, что этого не стоило делать, тот возразил:

– Он не пойдет на нас стучать. Не видишь разве, парень не гнилой?

– Вижу, но и не гнилые ломаются.

– Мне его жаль, он похож на смертника. Что дальше делать? Серега, меня с работы попрут, если я задержусь здесь больше десяти дней.

– В таком случае, берем быка за рога.

– Какого быка?

– А какой у нас есть? Амбарцум, Зяблик, только Амбарцум. Других пока нет. Прессуем сегодня ночью.

Обо всем, что выпадало из заданного ритма, Амбарцуму докладывали в обязательном порядке. Само собой, доложили и о происшествии на проспекте Калинина в его же конторе, в дом Хабуров всякую шушеру не пускал. У окна сидел Шея, помалкивал. А Амбарцум не знал, как отнестись к данному случаю, поэтому взял паузу на обдумывание, машинально рассматривая свои ногти.

Три идиота не додумались проявить выдержку и вызнать, что хотели два мужика. Четвертый идиот в коляске начал от них удирать, когда те спросили его о Лехе. Зачем он удирал? Если те два типа действительно интересовались Лехой, потому что он служили с ним, то это полбеды. А вдруг они из органов?

Амбарцум обнаружил маленький кусочек грязи под ногтем, взял нож для разрезания бумаги, орудуя им, небрежно поинтересовался:

– Кто первый начал?

Очевидец и участник в красной футболке шмыгнул носом и нехотя признался:

– Ну, типа мы...

– Что значит – типа? – спросил, не глядя на него, Амбарцум.

– Ну, я им проваливайте, говорю, а они чего-то там вякают. Ну, мы подходим, я с железкой. Хотел врубить одному, но меня опередили.

– Значит, все-таки они, – сделал вывод Амбарцум.

– Ну... да... – согласился парень.

– Вас было трое, даже четверо, а их двое, но вы не справились.

– Калека не в счет, он же в коляске, – робко вымолвил парень.

– Он и на руки инвалид? – желчно произнес Амбарцум. – Мог камень взять.

– Да быстро все случилось, – оправдывался парень. – Они натасканы лучше. Вломили нам, и все.

– А инвалида, значит, не тронули? – допытывался Амбарцум, хотя докладчик ему подробно все изложил.

– Не, не тронули, – подтвердил тот. – Им Леха нужен был, они служили с ним вместе. Федька сказал, что не знает такого.

– А почему ты сам не выслушал, что им нужно? Поговорил бы. Ну что особенного в том, что они проявили интерес к Лехе, который уехал лечиться? Зачем лезть на рожон?

– Так Федька свистнул, мы и выбежали. Он от них сбежал с точки, думал, менты пристали.

– Не хватало только, чтоб вы с ментами подрались, – вздохнул Амбарцум, глядя на тупое создание, не умеющее шевелить извилинами. Впрочем, у этого пацана вряд ли есть извилины. – Ты запомнил, как они выглядят?

– Ну, если встречу, то узнаю. Один такой... – докладчик немного поднял руку над головой, затем сжал кулаки и потряс ими. – И такой.

– Понятно, – презрительно бросил Амбарцум. – Крепкий, да?

– Ага. Второй чуть выше, худой и в очках.

– Иди, – махнул рукой патрон. Когда парень ушел, он обратил свой лик к Шее. – Что бы это значило? Почему они интересовались Лехой?

– Да нет здесь никакого злого умысла, – тот не впал в панику, как Амбарцум, который и в дуновении ветра видит происки правоохранительных органов. – Раз умеют кулаками махать, то наверняка служили в горячей точке.

– Не все, далеко не все, кто там побывал, умеют махать кулаками, – возразил Хабуров. – Там нужно уметь стрелять.

– Там, Амбарцум, все нужно уметь, – со знанием дела заявил Шея, будто бывал «там» не раз.

– Откуда же они знают, что Леха сидел на проспекте?

– А что тут такого? Знакомые встречали, например. Успокойся, Амбарцум, если б они были из органов, напрямую не стали б спрашивать Федьку. Они б установили за ним слежку. А что это дало бы им? Ничего.

– Думаешь? На всякий случай я позвоню, пусть разведают по своим каналам, кто в ментуре нищими заинтересовался и почему.

Очнулся Марлен Петрович и, разумеется, не понял, где он. Рассеянный желтый свет шел откуда-то сбоку. Марлен Петрович хотел приподняться и осмотреться, но его остановила боль.

Боль! Он все вспомнил. Сначала перед ним вырос человек, будто из-под земли, и Марлен Петрович почувствовал идущее от него смертельное дуновение. Оно ударило в лицо, как порыв ветра. Потом был выстрел и боль. Родилась глупая мысль: я убит? Марлен Петрович пошевелил пальцами, одна рука не повиновалась, а вторая ощутила прикосновение материи. Он сжал пальцы правой руки в кулак – получилось. Скосил глаза влево, потом вправо. Увидел странные аппараты, трубки, окно... Нет, он не умер, это пока не тот свет, откуда никто не возвращался.

– Эй... – промямлил Марлен Петрович, ведь кто-то должен дежурить у него. – Эй...

Никто не откликнулся. Может, его не услышали? Но крикнуть громко у него не хватило сил. Он лежал и повторял эй... эй... эй...

Скрипнула дверь, послышались мягкие шаги. К нему не подошли, значит, его не слышат. Марлен Петрович с огромным усилием повернул набок голову. Незнакомая молодая женщина в простом брючном костюме темно-зеленого цвета что-то делала у аппаратов. Он еще раз произнес:

– Эй...

Она оглянулась, на ее лице промелькнуло удивление, подошла: