Лариса Соболева - Мадемуазель Синяя Борода

Ничего не понимала Агриппина Юрьевна, бушевала у себя в комнате. А что поделать могла? Неделю прожила она в доме сына, каждую ночь он тайком отправлялся к любовнице. За это время Иона добыл о ней немного сведений.

Кто такая эта Нина и откуда взялась – вообще никто не знал, будто бы привез ее барин и все, а перед этим жену с сыном увез в поместье. Но когда Иона расспрашивал, какая она, Нина, люди тушевались, мямлили что-то невпопад. Не помогали даже деньги. Значит, слуги боялись барского гнева. Не просто боялись, а страшно боялись, раз и денег не брали, хотя Иона не скупился. Это поразило Агриппину Юрьевну. Сына отличала редкая терпимость, он никогда не был жестоким… Но, может, переменился?

Жизнь в доме замерла. Словно натянулась некая тетива, готовая вот-вот лопнуть, а причин помещица Гордеева не знала, просто нутром чувствовала – что-то здесь не так. Ну и самое неприятное – сын всячески избегал контактов с матерью, почти не разговаривал за столом и вечно куда-то торопился. В конце концов, материнское сердце смирилось, приняло страсть сына, решив, что время расставит все на свои места, нужно только набраться терпения, ибо ясно видно: Владимир пока не изменит отношения к своей девке. А Лиза… пусть уж либо терпит и ждет, либо… Ох, не дай бог, подаст-таки прошение, нет! Терпение и умение ждать – вот залог успеха всего дела по возвращению Владимира в лоно семьи. Агриппина Юрьевна решила заехать к невестке в поместье и объявить о своем решении, а потом домой отправиться.

– Володенька, я лишь об одном прошу, – погладила она сына по волосам, когда он, прощаясь, склонился поцеловать ее руку. – Остынь, голубчик.

– О чем вы, матушка? – поднял он голову и посмотрел в глаза матери, при том нисколько не смущаясь.

– Полагаю, догадываешься, – вздохнула она. – Ну, прощай, долго не свидимся. Впереди зима, а зимой я не выезжаю из поместья.

Ни словом не упомянула Лизу, внука, будто их и нет вовсе, села в карету и помчалась к невестке, обдумывая, в каких выражениях скажет ей жестокости. Она должна понять, сама мать, и Лиза в свое время будет всегда на стороне Ники.

Лиза будто ждала свекровь – встретила карету у развилки верхом, проводила до усадьбы. За столом она была любезна, услужлива, но в глазах ее застыл немой вопрос вперемешку со страхом. Очевидно, она предполагала, что приехала мать мужа с дурными вестями. У помещицы долго язык не поворачивался сказать невестке правду, а куда деваться?

– Вижу, Лизанька, ждешь от меня вестей, а я не могу утешить тебя, – призналась наконец она. – Прими совет, коль посчитаешь уместным: обожди маленько. Все проходит, так в Писании сказано. Пройдет и у Владимира его увлечение, вернется он к тебе.

– Вы видели ее, – опустив голову, прошептала Лиза.

– Пряталась от меня, но видала ее, видала, – призналась Агриппина Юрьевна. – Кукла разряженная. Такая ненадолго притянет, быстро наскучит.

– Уж год прошел, не довольно ли?

– А хоть и два, – мягко уговаривала Агриппина Юрьевна, взяв невестку за руку. Ей показалось, Лиза склонялась последовать советам свекрови. – Победит жена терпеливая, а не полюбовница сварливая. Слыхала я в день приезда, как она ссорилась с Владимиром, мужчины не терпят скандалов, верь мне, а они, видать, не впервой ссорились. Да и ты, Лизанька, не выиграешь, разведясь с Владимиром, пятно-то на тебя ляжет. Общество прощает мужчин, а не женщин, именно женщину во всем виновной считают.

На ресницах Лизаньки дрожали капли слез, и наконец они, словно чего-то испугавшись, быстро-быстро закапали. Понимала помещица обиду невестки, но лишь поддержать в ней надежду могла, не более. Вдруг ночную тишину разрезал вой.

– Собака воет, – вымолвила Лизанька, не поднимая головы. – Всю неделю воет. То ли чужого чует, то ли беду…

– Да кто ж сюда забредет? – успокоила ее свекровь. – До Петербурга рукой подать, сворачивать с дороги никто не станет.

– Мне чудится, не путник это бродит, – сказала Лиза, слушая повторный вой. – Человек с дурными помыслами, оттого и собака воет, чует его.

– Бог с тобой, Лиза, – усмехнулась Агриппина Юрьевна. – Сказки то все бабкины и суеверие. Собака на привязи, ей погулять охота, вот и воет. Ты что решила, Лиза?

– Завтра скажу, завтра, – пробормотала она, слушая собачий вой – протяжный и долгий, с подвываниями и тревожными нотами.

– Где Лизавета Петровна? – спросила за завтраком помещица у прислуги.

– Они с утра ускакали, – пожала плечами девица. – Их сиятельство часто не завтракают, а на лошади прогулки делают.

– Ну, Иона, сегодня уж погостим, а завтра домой поедем, – мечтательно сказала помещица. – Скучаю я по Наташке, да и дома-то лучше, нежели в гостях, не так ли?

– Твоя правда, матушка, – согласился Иона, уплетая пироги. – Дел-то у меня скопилось… уж не знал, как тебя уговорить домой ехать.

– Пойду пройдусь, – встала из-за стола Агриппина Юрьевна.

Октябрь очаровывал, а такое редко случалось. Обычно с ранней осени все дожди да дожди льют, лишний раз из усадьбы носу не высунешь, а в этом году сухо, солнечно и светло. Агриппина Юрьевна бродила по парку, похожему на лес, и думала, с чем приедет Лиза с прогулки. Да с чем же! Со смирением. Родня Лизы поедом ее заест, когда она объявит о своем решении развестись с законным мужем. Пусть уж поскачет верхом, подумает и одумается. Из дому выбежал внук, ринулся к бабушке, которая поймала его и, весело смеясь, закружила мальчика, помолодев лет на двадцать…

Лиза не вернулась и к обеду. Агриппина Юрьевна разволновалась, но дворня сказала, что барыня почти всегда, садясь на лошадь, забывает о времени, приезжает поздно. В общем-то, успокоили, а сердце постукивало тревожно. Но когда уж и сумерки подступили, помещица велела снарядить людей и отправила их на поиски невестки, тут уж не помогли никакие уговоры. Агриппина Юрьевна нервно ходила по гостиной, поглядывая за окно, а там все быстро погружалось в темноту, будто дом и окрестности стремительно опускались в колодец. С темнотой и сердце сжималось сильней и сильней, поделиться тревогами не с кем, Иона ушел с холопами искать Лизу. Что, если… Агриппина Юрьевна перекрестилась несколько раз, отгоняя от себя тягостные мысли, взглянула за окно – совсем там черно стало.

Прошел еще один томительный час. Наконец заметались огни, помещица бросилась на двор, накинув шаль. Иона прискакал к крыльцу, спрыгнул с лошади:

– Крепись, Агриппина Юрьевна, невестка твоя с лошади упала. Нашли мы ее без памяти, пролежала долго.

– Жива? – чуть ли не закричала Агриппина Юрьевна.

– Покуда жива, – вздохнул Иона и махнул безнадежно рукой.

В это время Лизу сняли с повозки четверо мужиков, понесли в дом. Агриппина Юрьевна лишь заметила, что голова ее в крови.