Мария Жукова-Гладкова - Тайны старого Петербурга

Но здесь верхняя плита немного отошла, и дневной свет попадал внутрь. Пол был в пыли, повсюду валялись комья земли, ползали какие-то букашки.

А наверху уже собирался народ. Райка что-то кричала. Мы затаились и прислушались.

– Сейчас посмотрим, что там. А ну, поднимай плиту! – приказывала кому-то Райка.

Парень пытался ей возразить, пролепетав что-то про грех и плохие приметы, но Райка заорала, что тогда она собственноручно положит сюда взрывчатку и взорвет тут все к чертовой матери.

– Взрывчатку нельзя, – заметил еще один мужской голос. – А если там в самом деле сокровища?

Этот аргумент поумерил Райкин пыл.

– Она на наши сокровища претендует? – с возмущением прошептала Ольга Николаевна.

– Тсс! – Я приложила палец к губам.

Но сдвинуть плиту Райкиным молодцам не удалось. Дед Лукичев знал, что делал.

А Райка все-таки настояла на том, чтобы взорвать плиту. У нее в команде и подрывник нашелся, прошедший школу в Афганистане. Он же и к раненым в мансарде привязал что-то, чтобы разорванные трупы стали неузнаваемы? Специалист чертов.

Ольга Николаевна крестилась, Иван Петрович бормотал проклятия, Сережка крепко прижался ко мне; я же жестами показала нашим, что, наверное, следует лечь на пол и закрыть головы руками. А ну как слишком много взрывчатки заложат? Господи, помирать-то как не хочется!

Внезапно моя рука коснулась оберега (или талисмана?), переданного мне вчера Пелагеей. Я готова была обращаться к кому угодно – Богу, черту, силам добра и демонам зла, – только чтобы мой сын и близкие мне люди остались живы… Мы рухнули на пол, не обращая внимания на грязь и пыль. Казалось, что время остановилось…

Потом земля содрогнулась, и сверху на нас посыпалась какая-то дрянь, но плиты выдержали. Над нами уже раздавались радостные возгласы, и самый громкий – Райкин. Она увидела ларец.

– Слава богу, никого не убили, – донесся до нас мужской голос. – А то не хотелось брать грех на душу.

– Чего ж тогда тут двигалось?

– Да послышалось вам, ребята, – смеялись над дежурившими у дедовой плиты. – Мало ли чего бывает…

Ребята уверяли, что в самом деле из-под земли шел какой-то непонятный звук, но их уже никто не слушал.

Затем радостные возгласы Белоусовой сменились диким воплем. Еще бы: ларец-то был совершенно пуст.

– Опять опередили! Опять влезли первыми! Я убью эту суку, как только до нее доберусь!

Я догадывалась, кого она имела в виду.

И тут прозвучали выстрелы. Вопли. Ответные выстрелы. Автоматная очередь. Над нами носились люди, кто-то что-то кричал. Все разбегались в разные стороны, падали. Какое-то время Райкины вопли перекрывали все, потом смолкли и они.

Мы лежали на грязном полу, закрывая головы руками, и ждали, когда кончится этот кошмар. Сережка тихонечко поскуливал у меня под боком, я дрожала, как осиновый лист, Ольга Николаевна бормотала молитву, а Иван Петрович общался с заветной фляжкой.

Потом все стихло. Мы не сразу поняли, что наступила тишина. Больше не стреляли. Не топали. Не бегали. Не кричали.

Мы уже собирались подняться с пола, чтобы попытаться выбраться на поверхность, когда снова послышались шаги. Кого еще сюда принесло? Еще одни кладоискатели?

– А Маринка-то где? – услышала я знакомый голос, только не сразу сообразила, кому он принадлежит.

В любом случае следовало пока оставаться на месте. Мало ли что нужно этим.

Мы слышали, как над нами кто-то тащил что-то тяжелое и говорил про братскую могилу, про то, что нужно привести в порядок вот эту. Они тоже заглянули в ларец и убедились, что он пуст…

– Куда они делись?! – опять заорали наверху. – Ну как сквозь землю провалились!

Почему как? – хотелось ответить мне, но я до поры до времени решила помолчать.

– Если с Маринкой что-то случилось, Рашидов меня убьет, – сказал Алик.

– Меня Могильщик убьет в любом случае, – заметил Алексей.

– Ну почему? – удивился Алик. – Ведь он же велел тебе остановить Райку. Ее можно было остановить только так.

Внезапно тишину склепа, в котором мы лежали, прорезал звук, происхождение которого я не сразу поняла. Звук повторился. Потом еще раз и еще.

До меня наконец дошло, что это у меня в кармане звонит трубка. Я вытащила ее и с трудом попала на нужную кнопочку.

– Да? – робко пролепетала я.

– Марина? – послышался в трубке голос папы Сулеймана. – Ты жива?

– Ну вы же слышите… – Я даже сумела улыбнуться.

Услышал меня не только папа Сулейман, но и находившиеся наверху ребята. Нам стали стучать в плиту, и наши отозвались. Иван Петрович поднял на руки Сережку, чтобы тот дотянулся до рычажка, подобного тому, что был в склепе деда Лукичева. Плита отошла.

Сверху к нам склонились знакомые лица. Мы вчетвером стояли посередине склепа. Ольга Николаевна прижимала к груди рюкзак с торчащими из него тетрадками. Иван Петрович потрясал пустой флягой и уже интересовался, нет ли у ребят чего-нибудь выпить. Сережка подавал парням наше барахло. А я стояла с сотовым телефоном в руке и отвечала на вопросы папы Сулеймана.

Потом нас всех подняли на поверхность. Я села на край развороченного склепа деда Лукичева и зарыдала. Нервы больше не выдерживали.

Меня по очереди пытались успокоить Алик и Лешка, но у них ничего не получалось. Сережку, Ольгу Николаевну и Ивана Петровича уже куда-то увели.

Потом появился Рашидов. Осмотрев место действия, он отдал несколько распоряжений.

– Пойдем, Марина, – сказал он мне.

Я покачала головой.

– Нельзя уходить отсюда, пока мы здесь не уберемся. Это ведь надругательство! – Я указала на разруху вокруг. – И зачем я только полезла искать эти клады?!

– Пойдем. Ребята все уберут.

– Я не могу оставить… – пролепетала я. – Я должна… Ради памяти деда Лукичева… Это я во всем виновата…

– Здесь все будет в порядке. Я тебе обещаю, – улыбнулся Сулейман.

Я не могла идти. Рашидов взял меня на руки. В его машине я отключилась.

Санкт-Петербург. 1 августа, суббота

Я думала, что не смогу прийти в себя целый месяц, не смогу забыть гору трупов, увиденную мною на кладбище, но человеческая память милостива, и все, что вызывает неприятные ассоциации, из нее со временем стирается, причем гораздо быстрее, чем можно себе представить. Через день я уже чувствовала себя более или менее нормально.

К нам снова начали ходить гости. Не квартира, а какой-то проходной двор. Или «Дом Советов»?

В очередной раз открыв дверь и увидев на пороге Валерия Павловича, я опешила. Нет, не потому, что не ожидала его снова у нас увидеть, а потому, что это теперь был совсем не тот человек, которого я знала раньше. Если при первой встрече он показался мне этаким холеным и крепеньким грибом-боровичком, то теперь передо мной стоял невысокий старик с поникшими плечами. И выражение лица у него стало другим – усталым от жизни. Это было лицо человека, для которого все закончилось.