Мария Жукова-Гладкова - Черное золото королей

Пробежавшись по квартире (бегать было особенно негде, если еще учесть, что Лешка с момента нашей последней встречи раздобрел размера этак на три, если не на четыре), бывший вернулся на кухню, плюхнулся на табуретку, заметив, что они у меня слишком маленькие и хлипкие («Для такой раскормленной задницы – конечно», – подумала я, но вслух ничего не сказала), осмотрел стены, давно требующие покраски, меня, не удосужившуюся навести макияж к его приходу, и спросил:

– Тебе чего, бабок мало?

– В смысле? – переспросила я.

– Квартиру нормальную, что ли, не купить?

Мне хотелось вспомнить Лешкину маму в определенном контексте, но сдержалась: донесет, чего доброго, Надежде Георгиевне, как я тут про нее выражаюсь, а она и прибежит выяснять отношения. Лишний раз видеть Надежду Георгиевну желания у меня не было, в особенности вопящую – она по громкости вполне способна конкурировать с сиреной, объявляющей о воздушной тревоге.

– Ну ты чего, своими романами на квартиру, что ли, не заработала? – вылупился на меня Лешка. – Да ведь и мать тебе вроде бы бабки регулярно подкидывает. Я не понимаю, куда у тебя деньги уходят?! На что ты их тратишь?

Лешка всегда был патологически жаден и мог удавиться за копейку, имея чемодан «зелени». Если бы не Надежда Георгиевна, мы с детьми не имели бы никаких алиментов. На женщин он никогда не тратился, наоборот, выяснив, что предпочитает очередная пассия, прилагал усилия, чтобы не оказаться там, где это дают; брал внешностью и навыками в постели. И вообще, я теперь понимаю, что, кроме внешнего шарма (который перестаешь замечать после длительного общения с Лешенькой), он ничего предложить не мог, даже языком болтать не научился, как это умеют многие сердцееды.

– Откуда ты знаешь про романы? – для начала уточнила я.

– Да зачитывался тут твоими шедеврами, – ухмыльнулся Лешка. – И матери сказал: вот бы с этой бабой познакомиться. Ну мамаша и выдала страшную тайну. Взяла с меня слово, что никому больше не скажу. Что ты не хочешь. Ну неужели не хочешь популярности? Твоя фотка в газетах, интервью, тебя по телику показывают. Может, передачу под тебя бы забабахали, типа «Про это». Я бы тебя по телику смотрел, всем бы говорил: вон моя баба про секс треплется. Круто!

«Конечно, – хмыкнула я про себя. – Главное, перед друзьями прихвастнуть».

– Такой популярности не хочу, – резко ответила я вслух, и это соответствовало действительности. Я вообще не хотела никакой – в первую очередь из-за детей, чтобы не осложнять им жизнь, а уж быть известной как автор эротических романов, да еще того бреда, который я пишу… И перед знакомыми уже поздно раскрываться. Надо было говорить сразу, я не захотела, значит, теперь придется молчать как партизан.

– Дура, – сказал Лешка. – Какая была дура, такая и осталась.

– Спасибо на добром слове, – огрызнулась я.

– Давай не будем ругаться. Лучше выпьем, – примирительно предложил Лешка и разлил коньяк.

Я не помнила, чтобы он так пил. Бутылка сорокадвухградусного «Кардинала» (0,7 л) опустела почти мгновенно и почти без закуски – за то время, пока я только два раза пригубила.

Лешка тут же достал из кармана сотовый и велел кому-то, чтобы привез еще и занес в квартиру.

Минут через пятнадцать в дверь позвонили, мы пошли открывать вместе. На пороге стоял накачанный детина. Он вежливо со мной поздоровался и вручил Лешке пакет из супермаркета, который я всегда обхожу стороной, чтобы не расстраиваться из-за кусающихся цен.

– Шеф, я сижу в машине, – молвил детина и удалился.

Мы опять отправились на кухню.

– Пожрать чего-нибудь сваргань, – сказал Лешка, принимаясь за вторую бутылку. На этот раз – «Арарата».

Я могла предложить только пельмени «Равиоли», яичницу, вареную колбасу и суп из пакетиков. Лешка грязно выругался и опять рявкнул:

– Куда ты деваешь деньги? На Карибы ездишь с детьми отдыхать? Машины каждый месяц меняешь? Или все в чулок складываешь? Так смотри, теперь с этим кризисом все баксы ухнуться могут, как рубли в свое время ухнулись – и в чулке, и в банке. У нас не Швейцария, чтобы деньги в банк класть. Смотри, не перемудри.

Я пояснила, что откладывать мне нечего – все уходит на семью, и назвала сумму, которую получаю за роман. Лешкина челюсть поползла вниз.

– Не может быть, – ляпнул он через некоторое время, даже забыв о коньяке.

– А ты, Леша, попробуй что-нибудь написать и отнеси в издательство. Посмотрим, сколько тебе предложат.

Лешка почесал репу. Потом еще раз обвел глазами мою кухню. Встал, самолично заглянул в холодильник. Я сидела молча. Не хотелось напоминать, что у меня (не у нас, а именно у меня) двое детей-подростков, причем разного пола, которых обувать-одевать надо, не говоря о том, что их нужно еще и кормить. Два деда (один из них Лешкин отец) тоже фактически на мне, их пенсии я не беру в расчет: пенсии ими рассматриваются как взносы в фонд зеленого змия, и я ничего не могу с этим поделать. Так что мои гонорары (мой единственный источник дохода) и Надеждины подачки идут на прокорм и одевание-обувание пяти человек. Хотя Лешка, между прочим, мог хотя бы помогать своему родному отцу. Про детей вообще молчу.

Переварив полученную информацию, бывший засосал полбутылки сразу («Генетика – страшная сила», – подумала я, вспоминая свекра на этой же кухне и на том же самом месте. Правда, Лешкин отец употребляет гораздо более дешевые напитки), опять извлек из кармана сотовый и велел своему детине теперь обеспечить нас продуктами питания, что и было исполнено. Я решила, что неделю могу не ходить в магазин.

Но больше всего меня интересовало, зачем бывший все-таки приперся.

А он жаловался на свою судьбу несчастного миллионера, которого никто не понимает и не любит. О существовании нежной, тонко чувствующей и ранимой души, признаться, узнала впервые. Никогда бы не догадалась, что она скрывается в этом холеном, раздобревшем на нефтяных хлебах теле. Я прослушала речь о том, как Леша много работает, какие вокруг все сволочи, как все хотят его надуть, обвести вокруг пальца, объехать на кривой кобыле, в общем, лишить бедного мальчика честно заработанного.

Насчет честности в современном бизнесе, в особенности нефтяном, я бы говорить поостереглась. Насчет опасности согласна. Каждый, кто пытается прорваться к нефтяному корыту, потенциальный смертник. Там, где закручены очень большие деньги, идет постоянный передел сфер влияния, борьба за власть и отстрел конкурентов. Правда, я считала, что Надежда Георгиевна с ее способностью просчитывать все варианты, умением договариваться со всеми и обо всем, привычкой держать данное слово и жизненным опытом должна была обеспечить сыну возможность спокойно работать. Хотя насчет того, кто из них двоих работал больше, я имела свое личное мнение, однако вслух его выражать не спешила.