Ольга Тарасевич - Последняя тайна Лермонтова

– Как всегда – пообещали приехать как можно быстрее. Но я этих ребят хорошо знаю. Быстро они только в ларек за пивом бегают.

– Вы думаете, что ее... сбросили?..

Я – дура! Идиотка!

Оттолкнув идущего навстречу Марининого отца, а потом и Стаса, проорав им какое-то невразумительное извинение, мчусь наверх.

Вовчик – недалекий спортсмен – и тот догадался!

Ажурные металлические перила лестницы мне почти до груди, а я ведь очень высокая. Здешний архитектор не перила устроил – настоящую ограду Летнего сада. Смотрится, разумеется, эффектно. Только вот не для того, кто толкнул девушку вниз, – вероятность несчастного случая крайне низка.

Да нет, не низка.

Исключена.

Конечно, все произошедшее – не случайно.

Разумеется, ну как бы девушка сама через такой заборище перевалилась! Нечаянно оступаться возле такой сплошной высокой решетки можно сколько угодно – не опасно!

Ей помогли, помогли упасть, убили!

А я потеряла столько времени! И даже мои просьбы милицию вызвать – не потому, что догадалась, просто порядок такой: при несчастном случае, который вот-вот приведет к летальному исходу, ставить в известность правоохранительные органы.

Наконец-то! Наверху!

– Наталия Александровна, смотрите...

Андрей Соколов (хоть кто-то из нас соображает и не теряет времени даром!) растерянно указал на небольшое открытое окошко.

– Там пожарная лестница до самой земли. Получается, преступник мог совершенно спокойно убежать. Или...

Андрюша закусывает губу, ему не хочется озвучивать свои предположения.

Только я ведь все равно знаю, о чем он подумал, так как в ту же секунду мне в голову пришла аналогичная мысль.

У преступника была возможность скрыться. Но потом, воспользовавшись входом в углу коридора первого этажа, он мог подойти к месту происшествия.

Если это кто-то из своих.

Если у него стальные нервы.

Если он уверен, что Танечка мертва.

Если он считает, что горничная не успела его разглядеть.

Он? Почему я все время говорю – он?..

Для того чтобы неожиданно сбросить вниз худенькую девушку, не надо быть Гераклом...

Сбросить? Почему я думаю «Сбросить?». Это первое, что приходит на ум, конечно. Но... Айо с кроваво-огненными обрядами... Я их не знаю, но жутко боюсь. И мне даже кажется, что нигерийка со своей обидчицей может расправиться исключительно силой разрушительной мысли...

Блин, блин, блин!

Что же произошло на этой дурацкой площадке у самой крыши? Как вообще Танюшу сюда занесло? Мой номер – на втором этаже башенки, а ведь горничные, если руководствоваться современными принципами, должны обслуживать только один этаж!

– Врачи едут, – прокомментировал Соколов приближающийся гул сирены. – Как там она?

– Плохо...

– Мы словно притащили с собой все эти криминальные проблемы.

– Глупостей не говори. Или – не обобщай. Говори: я притащил. У меня лично до недавних пор прекрасно получалось не смешивать службу и дружеское общение. Вся кровища – в морге, друзьям – тьфу-тьфу-тьфу – мои профессиональные навыки без надобности. Слушай, а здесь есть видеокамеры? В наше время везде должны быть камеры, это же вопрос безопасности! Неужели твой брат-лапотник об этом не позаботился?!

Соколов вздохнул:

– Позаботился. Камеры, совершенно незаметные, установлены и по периметру всего здания, и в коридорах. Только они пока не подключены. Здесь же вроде еще не гости собрались, а друзья...

Друзья.

Хороший персонал.

Прекрасный бизнес-проект.

Только вот объяснил бы кто-нибудь все это лежащей внизу, истекающей кровью девчонке.

– Андрей, а кто этот крупный мужчина, похожий на Вовчика, но с зеленым лицом?

Ответить Соколов не успел. В коридоре внизу раздался топот ног, отчаянные вопли Марины:

– Помогите, она вырвалась! Остановите же ее кто-нибудь!

– Проклятая тетка! Сестра Марининой матери. Мать умерла, вот Маринка с тетей и возится с повышенным усердием. Как с дитем малым! Надо бежать!

Когда Андрюша умчался, я подошла к окошку, выглянула наружу.

Только в плохих детективах преступники оставляют улики на месте происшествия.

И все-таки я с надеждой осмотрела ковровое покрытие под окном, саму раму, поручни пожарной лестницы. Последние, кстати, внушали осторожный оптимизм – новенькие, сверкающие, они должны были сохранить отпечатки пальцев убийцы. Если, конечно, он не позаботился о перчатках...

– Рассказывайте обо всем по порядку. И в темпе, в темпе! Пока некоторые тут отдыхают, я напряженно работаю.

Напряженно этот щенок делает одно – исступленно мастурбирует (пардоне-муа мой французский, но из песни слов не выкинешь) в ванной. Ну, может, еще акне усмиряет. Всю вытянутую физиономию – щеки, лоб, подбородок и даже нос – покрывают розовые, красные и фиолетовые пятна тщательно выдавленных прыщей. По-своему мальчишка-следователь педант – ни одного зреющего угря на лице не осталось.

– Представьтесь, уважаемый, как вам и предписано. Или Уголовно-Процессуальный кодекс уже отменен?

– Ой, ну давайте еще на всю эту официальщину время терять! Следователь следственного отдела следственного управления по Озерскому округу при Следственном комитете...

Похоже, накануне у мальчишки случилось невмеруприятие – «выхлоп» от него идет одуряющий.

Кстати, а вот при вскрытии алкоголем от трупа не пахнет. Даже если анализы показывают совершенно астрономическое количество промилле. Не знаю, почему так...

Еще я невольно успеваю подумать, что у реформаторов прокуратуры по русскому языку была какая-то уж очень неприличная оценка. Наверное, после определенной тренировки можно выговорить правильные названия нынешних должностей и учреждений. Но вот не посочувствовать при этом богатейшему в плане синонимии «великому и могучему», тупо облепленному унылыми мухами повторений – вряд ли.

– ...Косяков-Перекосин Олег Витальевич.

Приплыли.

Косяков-Перекосин, Финита-ля-Комедин.

Офигеть! С ума сойти можно!

Я понимаю: Римский-Корсаков, Петров-Водкин. На худой конец – Бендер-Задунайский.

Но Косяков-Перекосин?! Зачем?!

Такая фамилия все меняет.

Я хотела честно рассказать о своем хилом информационном улове. Даже когда увидела сонные глаза следователя, дурацкие прыщи, хлопья перхоти на кургузом сереньком пиджачке с засаленными локтями. Но с двойной порцией «косяков» любые откровения бесполезны. Про этого парня изначально все понятно: полная профнепригодность, да и вообще, вся жизнь – под откос.

Вначале было слово.

Оно определяет все.

Важно любое имя, и каждая мысль, и проявляющиеся в словах эмоции.

Только об этом мало кто задумывается.

Меня беспокоит Юля Семенова...

Как только приехали врачи, она быстро, с видимым облегчением покинула свой пост и отошла в сторону. Я собиралась у нее спросить, может, Таня еще что-нибудь говорила? Однако задержалась рядом с молоденьким врачом. Он все никак не мог четко объяснить санитарам порядок размещения пока еще, как ни странно, живой девушки на носилках. Когда я высказала свое мнение на этот счет, а также быстро перечислила возможно имеющиеся травмы, журналистка как испарилась.