Полина Дашкова - Небо над бездной

– Вот сюда, милости прошу, в кабинетик, тут будет удобно. Да вы присядьте, товарищ Агапкин, в ногах правды нет. Чайку не желаете? С дороги оно хорошо, чайку.

Федор от чая отказался, молча помотал головой, сел на стул. Мухин занял свое место за столом, зачем-то достал из ящика и натянул сатиновые синие нарукавники, поднял телефонную трубку, бодро, радостно произнес:

– Доброе утро, товарищ пятый. Мухин на проводе. Арестованную Данилову из сто семнадцатого приведите ко мне в сорок девятый.

Положив трубку, он уставился на Федора своими блестящими пуговками, любезно улыбнулся и сказал:

– Вот такая у нас, товарищ Агапкин, арифметика.

Федор поймал себя на том, что с момента материализации кругленького Мухина не произнес ни слова, как будто между ними существовал некий тайный молчаливый сговор. И сейчас они сидели молча. Мухин углубился в бумаги, разложенные на столе. Федор следил, как по розовой гладкой щечке ползет вялая комнатная муха, и ждал, когда же он почувствует, смахнет или хотя бы поморщится. Муха ползла, перебирала лапками, а следователь никак не реагировал.

В коридоре послышались шаги. Стук в дверь.

– Да-да, войдите, – произнес Мухин, не поднимая головы от бумаг.

Федор вскочил, бросился навстречу. Никто не остановил его, когда он обнял Таню, прямо на пороге, в дверном проеме.

– Идите, идите, товарищ пятый, – прозвучал елейный тенор, – обождите в коридоре, вызову, когда нужно будет.

Федор, не разжимая объятий, переместился вместе с Таней в центр комнаты. Дверь закрылась. Стало невозможно тихо. Под руками Федора были тонкие косточки, почти невесомое тело, губами он чувствовал странный, какой-то прозрачный холодок кожи, целовал висок, скулу, угол глаза, дрожащее веко, мокрые соленые ресницы.

– Феденька, не надо при нем, не надо.

Руки разжались. Он усадил Таню на стул, было больно смотреть на нее. Он повернулся к Мухину и спросил, не узнавая собственного голоса:

– Почему она так похудела? Вы что, не кормите заключенных?

– Обижаете, товарищ Агапкин, очень даже кормим, питание отменное, да вот Татьяна Михайловна изволит брезговать нашими кушаньями. – Мухин говорил и улыбался, муха уютно устроилась в ямочке на правой щеке.

– Федя, ты дома был? Что с Мишей? – спросила Таня.

– Нет. Я только с поезда. Наверное, все хорошо. С ним Михаил Владимирович, Андрюша, няня. Почему ты не ешь? У тебя опять начинается дистрофия.

– Не могу ничего проглотить. Все тухлое. Селедка ржавая, вода вонючая. Федя, ты точно знаешь, что Миша здоров?

Она сипела, ей трудно было говорить. Федор заметил на губах запекшуюся кровь, лиловые темные тени вокруг запавших глаз.

– Вы не даете ей спать, – сказал он Мухину, – и вот, на запястьях кровоподтеки. Ей что, руки связывали?

Мухин все так же улыбался, и муха в ямочке не шевелилась.

– Товарищ Агапкин, у нас тут не санаторий. Татьяна Михайловна и так уж в самых привилегированных условиях. Одиночный бокс. А не изволите ли в общую?

– Что? – Федор шагнул к столу.

Внутри сжалась до предела звенящая раскаленная пружина.

– Феденька, осторожно, – прошелестел у него за спиной испуганный Танин шепот.

– Тут вот как раз местечко освободилось в женской, по бандитизму, уголовницы, они, знаете, народ простой, бодрый, авось Татьяна Михайловна и взбодрится, – невозмутимо щебетал приятный тенор.

Федор боялся шевельнуться, он знал, любое движение приведет к одному результату: пружина распрямится, пальцы его превратятся в клешни, сомкнутся на пухлом белом горле Мухина.

«Интересно, улетит ли муха, когда он забьется в агонии?» – подумал Федор.

– Как скажете, так и будет, товарищ Агапкин. – Рука Мухина мягко легла на телефонную трубку. – Ваш выбор, вам решать.

– Пишите постановление, – хрипло произнес Федор и все-таки шевельнулся, протянул руку, сцепил пальцы на пухлом влажном запястье следователя, – пишите: гражданка Данилова Т.М. освобождается из-под стражи ввиду отсутствия состава преступления.

– Ну, вы руку-то, руку пустите, товарищ Агапкин, я левой писать не смогу. Да и Татьяне Михайловне надо покамест покинуть нас.

Федор почти разжал пальцы, но опять их стиснул.

– На минуточку, только на минуточку, – ласково пояснил Мухин, – в коридоре обождет Татьяна Михайловна, с ней товарищ пятый побудет.

Федор разжал пальцы, схватил трубку аппарата внутренней связи, набрал номер кабинета Бокия. Глеб Иванович ответил не сразу, и опять сжалась внутри пружина: вдруг нет его в кабинете?

– Да, Федя, я иду к вам, – прозвучал наконец его напряженный голос, – ты поймал меня в дверях.

– Не дайте им увести ее, стойте рядом, в коридоре, – быстро проговорил Федор по-французски.

Опытный конспиратор Бокий ничего не стал уточнять, не задал ни единого вопроса, ответил тоже по-французски:

– Понял. Буду через три минуты.

Пока Федор говорил, Мухин успел выскользнуть из-за стола, аккуратно, под локотки, вывести в коридор Таню. В дверном проеме мелькнула темная фигура пятого. Дверь закрылась, ключ повернулся в замке. Мухин подошел к Федору почти вплотную, и стало видно, как муха на щеке перебирает лапками.

– Письмо, пожалуйста, – произнес Мухин тоже по-французски.

– Сначала постановление, – по-русски потребовал Федор и легонько подтолкнул его к столу.

– Месье Агапкин, ну зачем эти формальности, мы свои люди, будьте любезны письмо, а постановление уж готово, вот, извольте взглянуть, э, нет, месье, пока только из моих рук. Ой, ой, не тяните вы так, порвете, бумага тонкая.

Муха наконец слетела с насиженного местечка, заметалась под потолком.

Все было настоящее. Бланк, печати. Подпись Мухина и, что самое удивительное, подпись Уншлихта. Федор быстро задрал свой джемпер, извлек письмо. Оловянные пуговки вспыхнули, пухлые пальцы потянулись к пожелтевшему листку почтовой бумаги. Обмен произошел мгновенно, письмо исчезло в кармане пышных галифе.

– Семь дней у вас, месье, начиная с сегодня, семь дней, потом окно закроется, – чуть слышно проворковал Мухин по-французски.

Федор сунул постановление в карман сорочки, туда, где прежде лежало письмо, и услышал громкий, настойчивый стук в дверь.

Следователь в два прыжка подскочил, повернул ключ.

– Почему вы заперлись, Мухин? Вот телеграмма от товарища Дзержинского. Читайте.

В кабинет вошел Бокий, с ним еще двое из спецотдела, шифровальщики. Федор выскочил в коридор. Таня стояла у двери, прислонившись к стене.

– Читать разучились? – послышался из кабинета сердитый голос Бокия. – Уши, надеюсь, не заложило? Слушайте: «Уншлихту. Что с дочерью проф. Свешникова? Разобраться срочно. Если только из-за доносов посадили, отпустить. Доносчиков надо сажать за клевету. Дзержинский».