Эля Хакимова - Комната страха

Забыв обо всем, она открывала сундуки и рассматривала книги, прикасалась к шершавым переплетам, холодным на ощупь металлическим застежкам фолиантов, толстым листам из драгоценного пергамента. Вот оно, настоящее наследство Сеньоры.

– Макс… это бесценное сокровище.

Она провела рукой в сторону открытых сундуков. Макс тем временем открывал последний из трех. Ева даже не посмотрела в его сторону, она как завороженная смотрела на богатства Сеньоры. Но Макс как-то странно вздохнул. Повернувшись к нему, Ева вдруг оказалась лицом к лицу с… собой. Сначала, подумав, что смотрится в зеркало, она протянула к своему отражению руку. И очень удивилась, когда пальцы прикоснулись к полотну. В руках Макса был портрет.

– Но… я ничего не понимаю, – прошептала Ева. Женщина на портрете была копией Евы. Или, скорее, это Ева была ее копией, если учесть возраст сундуков и их содержимого.

– Знакомьтесь, Ева. Это Сеньора, собственной персоной. – Макс пристально взглянул на Еву– Вы как-то рассказывали о своей родственнице. Она никогда не бывала во Франции?

– Нет. Ну, она проезжала по Франции, когда возвращалась в сопровождении монахини из пансиона домой. Д-да, кажется, была война, и прабабушка задержалась всего на три недели. Там проходила линия фронта. А что?

– Угу, с ясными глазами цвета василька и ямочкой на правой щеке. И было ей семнадцать, и спасла она французского лейтенанта пехоты. Поздравьте меня. Я, кажется, только что выполнил обещание и завершил сразу оба расследования. Вы и есть наследница всего этого. – Макс даже и не думал улыбаться. Он определенно не шутил: с таким-то траурным лицом…

Ева, присмотревшись, заметила девиз, вырезанный на раме: «Истина – ключ от всех сокровищ».

Было поздно, и уже в машине, по дороге в отель, Макс рассказал о завещании. О слове, которое он дал своему воспитателю, о клятве найти его невесту. О маленькой полуразрушенной церквушке, с голубями под крышей и чудом уцелевшими цветными витражами. О случайности, благодаря которой два раза за две недели была спасена жизнь человека. О том, как война разметала двух людей. О верной и бесконечной любви, которая заставляет человека тратить всю свою жизнь на поиски потерянного сердца.

Ева все еще не могла поверить, что с ней приключилась такая история. Она, вернее, ее прабабушка была связана с этой таинственной Сеньорой! Пришлось признать, что Сеньору она знала несколько лучше, чем свою собственную прабабушку. Оказалось, что искали ту в Швейцарии, вот почему поиски так и не продвинулись, пока Макс не вышел через архивные записи в швейцарском пансионе на девушку, которую во время войны отправили домой в сопровождении монахини. Обе считались пропавшими без вести где-то в районе наиболее ожесточенных боев.

Высадив Еву у отеля, Макс укатил в неизвестном направлении. Вообще, за время их расследования он уже несколько раз исчезал, без каких бы то ни было объяснений. Ева с досадой засунула руки в карманы и, повесив голову, направилась в свой номер, твердо намереваясь уснуть, но не особенно надеясь на это. Ей все чудились витражи с Богоматерью всех скорбящих, поля с пшеницей, неубранной из-за того, что люди были слишком заняты уничтожением друг друга самыми чудовищными способами. Она видела юношу и девушку, встретившихся в самом эпицентре бури, только для того, чтобы расстаться навсегда.

В холле, расположившись на диване подальше от стойки, увешанной гроздьями гостей, загородившись от них газетой, спокойно почивал Бертран. Однако глубокий, на первый взгляд, сон при появлении Евы как рукой сняло.

– Мадемуазель Ив! Какая приятная встреча, – проворно вскочил он с дивана, поправляя богатую растительность на своем благожелательно сиявшем лице. «А главное, неожиданная», – мельком подумала Ева. – Я очень, очень рад видеть вас, мой ангел.

Усы не оставляли ни капли сомнения в этом утверждении, топорщившись под несомненно радостным углом. Он галантно приложился к ручке «Ив». И с презрением оглянувшись на группу шумных гостей отеля, успокаивающим жестом потрепал Еву по ладони, которую все еще не отпускал, и проводил ее к лестнице под видом торжественного королевского эскорта.

– Да, я слушаю вас, Бертран. – Еве нравился этот забавный старикан с повадками донжуана, каковым, вне всяких сомнений, являлся лет еще двадцать—тридцать тому назад. Прокатившись в день знакомства в одной карете «скорой помощи», она чувствовала себя едва ли не родственницей колоритного обитателя этого городка.

– Я хочу официально пригласить вас на заключительный конкурс и награждение призеров на завтрашнем балу.

– Неужели будет настоящий бал? – удивилась Ева.

– Не то чтобы по всем правилам… Это маленькая местная традиция, вот уже триста лет поддерживаемая нами и гостями фестиваля. Деревенский бал, – несколько стушевался господин, желавший произвести наилучшее впечатление. – К тому же мы все ожидаем, что и на этот раз первое место присудят нашему доброму старому Жану.

– Ах, да-да! Как у него дела, вы уже наслышаны о… маленьком утреннем инциденте?

– Старый плакса. – Усы недовольно зашевелились, не теряя, однако, ни градуса доброжелательности. – Да, это был щепетильный момент. Момент истины, как говорят. Мы, католики, видите ли, серьезно относимся к данным обетам. Я имею в виду, некоторые из нас. Жан, к прискорбию, чересчур… порывистый католик. Но Поль сказал, что все наладилось. Сейчас они с Мари заперлись в кухне и никого не пускают. Так что постояльцам отеля, этим прожорливым пираньям, приходится пока обходиться, хо-хо, холодными закусками.

– Чудесно, Бертран. И я с благодарностью принимаю ваше приглашение. – Ева, стоявшая уже у дверей, чопорно склонив голову, присела в реверансе, которым даже бабушка Александра осталась бы вполне довольна.

– Мадемуазель, – с достоинством в ответ поклонился Бертран, – я буду ждать вас внизу в одиннадцать утра.

И еще раз поцеловав руку дамы, он походкой, не оставлявшей сомнения в принадлежности ее владельца к древнему кастильскому роду, удалился. Все еще улыбаясь, Ева зашла в свой номер. Сделав значительное усилие, она все же прошла к письменному столу и принялась за составление стандартного отчета, который всегда делала по завершении очередного расследования.

Заполняя графы формуляров, перенося из черновых записей и рабочих книжек названия и архивные номера документов, она последовательно описывала все шаги поисков дневника Старой Сеньоры. Прощаясь с каждым из писем или документов, представляя их себе и запоминая почерки, мельчайшие детали и особенности листов пожелтевшей бумаги, исписанных когда-то давным-давно, давным-давно уже умершими людьми.