Ольга Хмельницкая - Идеал на витрине

– Я понимаю, Таня, чужую беду руками разведу, в чужом глазу и песчинку видать. Но у тебя проблема не лучше. Ты не боишься, сидишь себе читаешь книгу, а потом оказывается, что все пошло прахом, потому что страх хотя бы заставляет действовать, собраться, предпринять какие-то меры…

Дверь магазина открылась, и вошла Марина.

– Я хотела бы вот так, как Марина Владимировна, – сказала Лариса. – Не бояться каждого шороха и каждой СМС, но и тарелки вовремя мыть.

Марина кивнула девушкам, Артему и Айгуль, дремавшей на кассе, и углубилась в коридор, ведущий на склад и во внутренние помещения. Тем не менее Таня и Лариса обратили внимание, что хозяйка магазина обошла дверь в туалет по большой дуге.

– Инна Сергеевна, я хочу поговорить о недостачах, – сказала Марина своей директрисе.

– Думаете, девочки имеют к этому отношение? – спросила Инна Сергеевна.

– У нас работают восемь человек, – произнесла Марина, – консультанты Лариса и Таня, охранник Артем, грузчик Михаил, кассирша Айгуль, уборщица Люся, товаровед Полина Ульяновна и вы. Девятая – бухгалтер Вероника Петровна, но она числится в фирме моего мужа и здесь появлялась от силы с десяток раз. То есть ее мы в расчет не берем. Остается восемь.

Инна Сергеевна кивнула.

– Я понимаю, что при недостачах сразу подозревают персонал, – сказала она, – но персонал имеет отношение к хищениям всего в тридцати-сорока процентах случаев.

– Да у нас покупателей меньше зашло за все время существования магазина, чем комплектов белья пропало, – проговорила Марина. – Это кто-то из наших.

Инна Сергеевна откинулась на спинку кресла.

– Нет, конечно, нет. Это кто-то чужой, – сказала она. – У меня большой опыт руководства магазинами. Персонал никогда не начинает воровать так быстро и так нагло. Поначалу они привыкают, пик краж персоналом, по моему опыту, происходит после года работы, когда они начинают считать магазин своим.

– Кому-то из них могут быть очень нужны деньги, – предложила Марина.

– Деньги всем всегда нужны, – заявила Инна Сергеевна. – Но куда человек будет девать это белье? Его же надо куда-то продавать, как-то превращать в деньги?

– Сдавать в комиссионки, кому-то на рынок… мало ли. Я бы нашла способ, – сказала Марина.

Инна Сергеевна посмотрела на владелицу магазина долгим взглядом.

Рыженькая девушка с молочно-белой кожей и в высоких ботфортах стояла у полки, держа в руках вишневую кожаную сумку, и по щекам у нее текли слезы.

– Хны-ы-ык, – просопливила она, а потом с шумом втянула носом воздух.

Таня и Лариса переглянулись.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – участливо спросила Лариса.

– Нет-нет, – ответила покупательница, поставила сумку на место и поспешно вытащила из кармана белый бумажный платок.

Она интеллигентно высморкалась, не поднимая головы.

– Не обращайте внимания, – сказала рыженькая и пошла к выходу.

Дверь за ней закрылась.

– Бедняжка, – посочувствовала Лариса, – вчера она стояла на улице и смотрела на эту сумку через стекло витрины, тоже слезы вытирала, и позавчера я ее видела. А сегодня вот зашла пощупать.

– Да, сумка не дешевая, – произнесла Таня, – натуральная кожа, известный бренд, простенькая, но сразу виден класс. Надо же, ей так хочется такую сумку, что она плачет! С ума сойти! Мне ее так жаль.

Рыжая девушка тем временем прошла вдоль витрины и снова бросила на сумку выразительный взгляд.

– Кто-то регулярно тырит белье, – сказала Марина мужу.

– Ничего, скоро и мебель тырить начнут, и люстры все твои черно-белые вынесут, – проговорил Дима, – если меры не начать принимать. Надо воспитывать высокую сознательность и ужесточать контроль. Именно в таком порядке, но я не буду тебе все это рассказывать, тебе же скучно.

– Мне не скучно, – ответила Марина, – я хочу, чтобы в моем коллективе работали только порядочные люди. Поэтому того, кто имеет отношение к кражам, надо вычислить и уволить, вот и все. А не ужесточать контроль и воспитывать высокую сознательность в тех, в ком их по определению никогда не будет.

Дима хотел было сказать, что очень даже будет и что он в этом, в воспитании в смысле, вообще-то большой мастер, но не захотел портить благостную семейную атмосферу.

Они шли по художественному салону. Справа висели картины, слева – гобелены. Марина никак не могла определиться, что ей больше по душе – живопись или вышивка. За ними мелкими шажками следовала владелица салона.

– Может, слетаем на Сотбис? – предложил Дима. – Я не понимаю, что мы тут делаем. Это не наш уровень.

– Я хочу купить картину не для того, чтобы ее потом перепродать, – сказала Марина, – я всего лишь хочу повесить картину у нас в кухне. Она должна мне нравиться. Она не должна стоить десять миллионов и требовать особых условий хранения. Все, что нужно, – чтобы мне было приятно на нее смотреть. Она должна быть солнечной, позитивной, веселой и жизнерадостной. Она должна поднимать настроение.

– Давай купим раннего Малевича. Вполне подходит под описание. Или кого-то из импрессионистов.

Марина шла вдоль ряда картин. Большинство ей не нравились. Она угадывала в полотнах замаскированную спешку, необходимость зарабатывать на хлеб насущный, а также гордыню. Сквозь мазки пробивалась уверенность автора, что его все равно не ценят по достоинству, что ему приходится заниматься поденщиной, клепать картины, призванные удовлетворить примитивный вкус толпы.

– Не то, все не то, – говорила Марина, – они это все для продажи рисовали, я же вижу. Душу не вкладывали.

– Может, не вкладывали, потому что нечего, – сказал Дима. – А не потому, что не хотели.

Марина остановилась перед картиной, на которой были нарисованы крупные пышные пионы.

– Эта вот ничего, – сказала она, – виден талант, но и усталость тоже. У художника слипались глаза, а кисточка падала из рук. Возможно, он или она работает на трех работах, а картины пишет по ночам, когда уже почти не остается сил держать глаза открытыми. А вдруг что-то да продастся.

– На мой взгляд, это просто мазня, – сказал он, – где четкие линии? Где выверенный сюжет? Почему ваза нарисована косо? Такое впечатление, что автор нарисовал это за пять минут, быстренько наляпав красок. Я не вижу тут работы, но вижу стремление сэкономить силы. Я вообще гравюры люблю.

– Ладно, я возьму, – сказала Марина. – Мне эта картина нравится.

Ее телефон зазвонил.

– Марина Владимировна, – произнесла в трубку Инна Сергеевна, – мы взяли вора. Вопрос о недостачах снят.

Ксения рыдала, закрыв лицо руками. Хрупкая, невысокая девушка с длинными волосами, заплетенными в косу на традиционный русский манер, она стояла, опустив голову, и ее плечи вздрагивали. Артем стоял рядом и жевал жвачку, глядя на Ксению. В его лице не было привычной невозмутимости. Таня, Лариса и Айгуль сбились в кучку. Миша наблюдал за происходящим из коридора, как крыса Чучундра, которая боится выйти на середину комнаты. Инна Сергеевна звонила в милицию.