Олег Рой - Банкротство мнимых ценностей

Он взглянул наконец ей в глаза и решился:

– Вика, я ушел от жены. Точнее, это она… В общем, неважно. Важно то, что я здесь. И твое право принять меня или нет.

И снова отвел взгляд.

Вика молчала так долго, что он забеспокоился.

– Что скажешь? – Он поднял глаза и увидел, что она плачет, по щекам катятся две крупных, как горошины, слезы.

– А я уж думала, что этого никогда не произойдет… – прошептала она.

Тогда он встал и шагнул к ней.

В огромной вселенной – миллионы, миллиарды звезд и планет. И на одной из этих планет, на окраине города, в старом обшарпанном доме, на третьем этаже, в одной из комнат малогабаритной двушки, друг против друга стояли два человека. Он и Она. И не было во всей вселенной более близких, более счастливых людей…

Они не замечали вокруг ничего: ни этих тесных стен, ни посторонних звуков, ни убогости обстановки.

Они любили друг друга, открывая для себя целый мир, целую вселенную.

– Как мне хорошо с тобой, господи, как мне хорошо с тобой, – он гладил ее грудь, живот, бедра. И каждый миллиметр ее кожи отзывался на его прикосновения.

– Я люблю тебя, я так давно люблю тебя, – Вика взяла его ладонь и прижала к своим губам.

– Прости меня…

– За что?

– За то, что я был рядом – и так далеко.

– Но ведь твоя жена…

Напоминание о жене не причинило ему боль. Он вдруг понял, что жизни, той жизни, которую он оставил за дверью Викиной квартиры, для него уже нет. Она сползла с него, как содранная кожа.

Они уснули, обняв друг друга. Вернее, уснул Женя. Впервые за последние недели он обрел покой. Его издерганная, измотанная душа была чиста, как душа младенца. Вика уснуть не могла. Она лежала с открытыми глазами и боялась, что все – сон. Время от времени она приподнималась и целовала его то в лоб, то в нос, то в глаза, гладила волосы, проводила пальцами по его губам. А он, он улыбался сквозь сон, ему казалось, что он вернулся в детство и мамина рука ворошит его волосы.

Он проснулся под утро от страшной жажды.

– Боже, как хочется пить… – простонал Евгений.

Через минуту перед ним уже стоял слегка початый двухлитровый баллон холодного пива, который накануне принес Макс Бирюков.

Осушив в три глотка целый стакан, Лохнесс взглянул на Вику в наспех накинутом коротком халатике и вдруг сказал:

– А ты знаешь, у нас с тобой ноги совсем одинаковые.

Она глянула. И правда, похожи: длинные, тонкие, прямые, с выпирающими, как шары, коленками.

– И что это значит? – счастливо рассмеялась она.

– Это значит, что я буду любить тебя до конца жизни.

– Только ты живи долго-долго, ладно? – попросила Вика, прижимаясь к нему.

– Да, я буду жить долго, – серьезно отвечал Лохнесс. – Теперь я буду жить долго. Мне надо много сделать для одной женщины, которую я люблю. Она родит мне сына. Потом дочь. Мы сядем в машину и поедем в одно очень красивое место. Кругом будет лес, настоящий сказочный лес. И вдоль дороги, еще издали, мы увидим очень красивую церковь с колокольней. На куполе – ангел с двумя большими белыми крыльями. Он крепко сжимает в своих кулачках большой крест. Вокруг церкви – красивая кованая ограда, и все будут любоваться ее узорами. И мы услышим, как гудит колокол – бим-бом-бим-бом, кругом будет много, очень много людей, нарядных, веселых и счастливых. Вокруг будет только жизнь. – Он помолчал немного, как бы прислушиваясь к своим словам, и сказал: – Это будет. Я снова поднимусь на ноги – и это будет. Я клянусь.

– Какая же счастливая будет та женщина, – прошептала Вика.

– А ты… – Крутилин посмотрел ей в глаза. – Не хочешь состариться вместе со мной?

– С тобой – хочу. Но можно я не буду стариться? – Вика светилась от счастья.

– Я пришел к тебе, когда мне стало совсем плохо. Прости меня. И, кроме себя, я тебе сегодня не могу ничего предложить.

– Ты предложил мне самое-самое – себя. И я беру тебя со всеми твоими потрохами.

– И ты называешь потрохами мои руку и сердце?.. – Женя изобразил страдание. – Да, я беден, кроме мозгов, которые еще шевелятся, – он делано-театральным жестом прижал руку ко лбу, – у меня ничего. А у невесты есть приданое? – Его рука скользнула по Викиному животу, потом ниже.

– Да, – рассмеялась Вика. – Невеста с богатым приданым. С бо-га-тей-шим. Обратите внимание, – она провела рукой, – вот четыре стены, вот потолок, вот пол. Окно. Чистое, между прочим. Диван, кресло, абажур. Телевизор, есть видик…

– Ничего не утаила? – широко улыбнулся Евгений. – А я в коридоре шубку видел. И сапожки.

– Вот видишь, мое наследство даже в комнате не умещается. Ой, а компьютер!

– Ах, у невесты еще и компьютер есть. Ну что ж! Беру в жены! А компьютер с Интернетом?

– Ну конечно, ты же сам оплатил мне его установку, забыл?

– Забыл…

Крутилин вдруг вспомнил, как мамедовские люди ходили по его офису, заглядывали в компьютеры его сотрудников, рыскали по столам, пока он вытаскивал из стола свои бумаги и вещи. У него осталось такое чувство, что он что-то не забрал. События, снежным комом свалившиеся потом на него, погребли под собой то ощущение недоделанности. Но теперь он вспомнил.

– Вика, я забыл стереть мой пароль на почту из памяти офисного компьютера. Надо его поменять, – сказал он. – Не хочу, чтобы эти рылись в моих письмах.

С этими словами он встал и как был, голый, сел за компьютер. Тот проснулся, тихо заурчал, экран дисплея отозвался тихим приветствием. Женя вышел в Интернет, заглянул на почту. Там обнаружилось два непрочитанных письма, оба с поздравлениями от старых партнеров.

«Помнят еще, – тепло подумал Женя. – А я в этом году даже и не поздравил никого с праздниками, все каникулы вообще к компу не подходил. Простите, друзья!»

Крутилин уже хотел закрыть почту, как тут ему на глаза попалось еще одно письмо – от Гинзбурга. Оно значилось как прочитанное и, судя по дате, пришло пятого января, но Женя отчего-то вообще его не помнил.

«Надо же, совсем замотался, – пронеслось в сознании. – Когда же я его прочел? Вообще из головы вылетело». Он торопливо открыл письмо и прочитал:

«Шалом, дорогой Лохнесс, здоровеньки булы!

Тут мы втроем: Дед Мороз, Санта-Клаус и хитрый еврейчик Гарик Гинзбург – скинулись тебе на новогодний подарочек. Глянули на котировки, и что же мы имеем видеть? Акции-шмакции нашей совершенно бесперспективной еще месяц назад компании взлетели, как межконтинентальная ракета. Если ты забыл наше название, то посмотри на мою визитку. Так что, как говорят здесь, ты имеешь к своему имени сумму в 7 800 000 долларов США! За склонения-спряжения не ручаюсь: если б был я не еврей, а падишах, я бы упражнялся в падежах! А за точность суммы вполне ручаюсь.

Надеюсь, что ты не обманешь своего старого друга насчет премиальных, которые мы почему-то никогда с тобой не обсуждали.