Наталья Борохова - Визитная карточка хищницы

– Ты брось улыбаться, Елизавета, – строго начал он. – Мы с тобой не в бирюльки играем. – Тут он сделал паузу, пытаясь припомнить смысл последнего сказанного им выражения. Не вспомнив ничего, он досадливо махнул рукой. – Дело Александра Суворова. Слышала небось по телевизору про такого? Так вот, защищать будешь главного… как его… фамилию запамятовал. Чудная такая фамилия. – Он начал рыться в бумажках.

– Неужто Суворова? – ахнула Елизавета.

– Нет-нет, – торопливо замахал руками Пружинин. – Там и без тебя желающих хватает. Ага! Вот он. Зверев! – победоносно заявил начальник, выудив из стопки бумаг нужный листок. – Учти, Дубровская, фигура тебе достается во всех отношениях выдающаяся. Одних его статей – половина Уголовного кодекса. Так что ты без фокусов! Не отлынивай от работы. Жалоб я не потерплю!

– Что вы, Петр Петрович! Какие жалобы? Спасибо вам, – выпалила Елизавета, скрываясь за дверью.

– Точно, ненормальная, – вздохнул Пружинин, сокрушенно покачав головой.

Свершилось! Вот оно, первое действительно стоящее уголовное дело. Ради этого она, Елизавета Дубровская, училась пять лет в юридической академии – выслушивала многочасовые лекции, писала конспекты, дрожала на экзаменах. Именно об участии в таких делах она мечтала. Она настоящий адвокат, и в этом скоро все смогут убедиться!

Елизавета давно не чувствовала себя такой окрыленной. Она вела машину легко и непринужденно, ловко прокладывая себе дорогу через тугой полуденный поток. Осознание собственной значимости придало озорной блеск ее глазам; губы непроизвольно складывались в улыбку, а две упругие ямочки на щеках по-прежнему радовали взгляд. Лихо обойдя сонную «десятку», она успела проскочить перекресток на мигающий кошачье-желтый глаз светофора, чем заслужила восхищение усатого дядечки в стареньком «Запорожце». Задрав вверх большой палец, он что-то кричал с кавказским акцентом. Послав мужчине воздушный поцелуй, Елизавета после пары нехитрых маневров припарковала машину около здания областной прокуратуры. Взлетев по гранитным ступеням вверх, она оказалась в просторном холле. Показав удостоверение в красной корочке внушительному стражу порядка, Дубровская уже через минуту знала, где находится кабинет следователя прокуратуры Котеночкина.

Несмотря на ласковую фамилию, Котеночкин не имел ничего общего с мягким и пушистым комочком. Он был въедлив, чрезвычайно упрям и обладал хваткой молодого голодного бульдога. Коллеги уважали его профессиональные качества, но никогда не приглашали в семьи, на природу или даже просто попить пивка. Пива он не пил, водку терпеть не мог, а поглощал литрами черный чай и блоками – дешевые сигареты. Гардероб он обновлял изредка и только тогда, когда башмаки откровенно начинали просить каши, а неснимаемый вязаный свитер протирался на локтях. На такие мелочи он не обращал внимания. В конце концов какая разница, что на тебе надето? Больше всего его злила необходимость каждый день тратить время на поездку из дома на работу и соответственно с работы домой. Он пытался было ликвидировать ненужную трату времени и оставался ночевать на работе. Но вскоре начальство, в принципе поощрявшее нездоровую тягу Котеночкина к труду, сделало ему строгое внушение. Он вынужден был смириться, его ночевки в помещении прокуратуры стали не столь регулярными, как раньше.

Второе, что доводило трудоголика до белого каления, – это его дурацкая фамилия. Она портила ему жизнь с детства, совершенно не подходя образу сурового сыщика. В душе он мнил себя волком, настоящей грозой преступности, но бумаги подписывал, как прежде, «А.Котеночкин». Кстати, только эта причина вызывала у него желание расписаться со страшненькой соседкой по подъезду, с которой иногда он удовлетворял свое чахлое либидо. Правда, ее фамилия была немногим благозвучнее – Тараканова. Но он скорее был согласен вызывать омерзение, чем сладкий лепет: «У-тю-тю, котеночек». Хотя сослуживцы, отдавая ему должное, величали его строго и уважительно – Кошак.

Впрочем, последнее время у него не было желания жаловаться на судьбу. После того как его ввели в состав объединенной следственной бригады по делу Александра Суворова, жизнь его потекла намного веселее. Начальство закрыло глаза на его круглосуточные бдения на рабочем месте, признав тем самым наличие аврала. Всем же другим, менее самоотверженным работникам Котеночкин был поставлен в пример.

И вот наконец дело было завершено. Однако вместо чувства облегчения Котеночкин испытывал какую-то пронзительную грусть. Печально отдавать с любовью выпестованное детище, каким для него стало это уголовное дело, в руки прохвостов-адвокатов. Он терпеть не мог представителей этой профессии, искренне полагая, что каждый из них является обманщиком, ловким пронырой – другими словами, сорняком на цветущей клумбе всеобщей борьбы с преступностью.

Пусть плох закон, но он есть закон. И теперь с почти нескрываемым чувством презрения он вертел в руках ордер юридической консультации. «Дубровская Елизавета Германовна. Юридическая консультация № 1». А уж не родственница ли это Дубровского, известного чиновника не то городской, не то областной администрации? Кстати, почему нет? Молодая богато одетая дама с мобильным телефоном и ключами от автомобиля в руках (наметанный глаз Котеночкина тут же определил, что от иномарки).

– Ну, и чем обязан, юная леди?

Вот как! Не Елизавета Германовна, не адвокат, а именно – юная леди. В вопрос был влит целый ушат желчи, который Котеночкину просто не терпелось преподнести этой выскочке. «Эта соплюшка, поди, воображает, что сможет развалить дело. Смешно! Интересно, будет ли от нее хоть какая-нибудь польза Звереву?»

Лиза не поняла иронии. Она обаятельно улыбнулась:

– Я хочу ознакомиться с делом Александра Суворова.

Котеночкин как-то странно фыркнул, затем подошел к большому несгораемому шкафу и распахнул дверцы.

– Видите? – многозначительно сказал он.

– Что? – не сразу сообразила Лиза.

– Весь этот шкаф ваш. Здесь хранится дело вашего подзащитного.

Лиза оторопело уставилась на многочисленные тома уголовного дела, аккуратно расставленные по полкам. Котеночкин, насладившись произведенным эффектом, сладко улыбнулся:

– Шестьдесят томов! С какого начнем?

Елизавета смиренно ответила:

– С первого…

Вопреки надеждам более чем два тома в день она осилить не могла. Сказывались неопытность, тяжесть восприятия письменного текста, хаотичность расположения материала в томах уголовного дела. Поначалу она пыталась вести подробные записи в специальной тетради, потом стала ограничиваться лишь короткими заметками. А ведь ей было необходимо ознакомиться еще и с видеоматериалами, прослушать аудиокассеты, просмотреть вещдоки. Голова шла кругом…