Леонид Рудницкий - Риелтор неуловимый…

К двум старым транспарантам на шлюзе добавился третий: «Внимание! В Москве свирепствует эпидемия бубонной чумы!». Люди в машинах всполошились и стали вертеть головами, высматривая, у кого бы спросить, так ли это. Соповцы объяснили им, что это дезинформация для отпугивания гастарбайтеров.

– Здравствуй, великий город! – мрачно сказал Игорь, когда они миновали двойные ворота шлюза и еще раз прошли контроль документов. – Сто лет не виделись, еще бы столько не видеться!

Невольно у него получился каламбур, но он не улыбнулся. Ему не хотелось в эту Москву. Ему хотелось в ту, старую, уютную, малонаселенную Москву, из которой они прибыли, где были бензин, газ, тепло в квартирах, работа, а магазины ломились от почти натуральной, хоть и хреноватой на вкус еды. Но до нее было сто непреодолимых лет.

Пеструху нужна была операция. К этому времени Игорь уже научился с ним общаться. Он клал перед ним разграфленный лист белой бумаги, на котором были написаны все буквы алфавита, Пеструх клевал по очереди то одну, то другую букву, и так получалось слово. Единственная трудность общения состояла в том, что от клюва буквы быстро истирались, и каждый день приходилось изготавливать новый листок.

Все, что говорили ему Игорь или Салим, Пеструх без усилий воспринимал на слух.

Игорь уже знал об уровне его притязаний и согласился с тем, что он вполне допустимый. Пеструх запросто мог бы справиться с работой начинающего клерка.

Игорь поехал с ним в Институт трансплантологии, и там, к счастью, как раз оказалось необходимое донорское тело. Оно было в превосходном состоянии, не годился только мозг. История же его была такова.

Клерк, которому прежде принадлежало тело, очень любил произносить слово «вау». Он был чемпионом по употреблению «вау» в своей конторе. Он говорил его часто, с любовью и разными интонациями. Скажет, бывало, и прислушивается – как это у него прозвучало? Хорошо ли? Объемно ли?

«Bay» заменяло ему множество других слов и имело в его устах почти столько же значений, сколько слово «блядь» в устах матерщинника. Его так и называли в конторе – «Наше „вау“». Однажды он произнес «вау», заслушался сам себя и забыл закрыть рот. А в помещении, где он работал, в тот день был сильный сквозняк, мозг его и продуло через открытый рот. Да так сильно, что сначала он просто отказался соображать кое в каких вопросах, а потом и вовсе перестал функционировать. Тело с открытым ртом привезли в Институт трансплантологии, где оно и сидело в каптерке у вахтеров, ожидая, пока его востребуют, и оно станет успешным. В смысле – успешно прооперированным.

Иногда, смеха ради, вахтеры давали ему закурить или поили чаем. Тело курило и от чая не отказывалось, но при этом ничего не понимало и свободно могло бы обойтись и без угощения. Если ему давали газету, оно ее старательно читало, что в нормальном положении, что перевернутую. Естественно, после чтения оно ничего не помнило и не могло пересказать прочитанное ни прямо, ни вверх ногами.

Если при нем говорили «вау», тело кивало и радостно повторяло:

– Bay, вау!

Оно могло повторять это слово бесконечно долго, если на него не прикрикнуть и не сказать:

– Цыц!

Вахтеры научили его материться, но к мату тело осталось равнодушным и без принуждения повторять матерные слова не хотело.

Игорь и Пеструх отправились в клинику, чтобы осмотреть тело. Пошли пешком, потому что машину у них к этому времени угнали и полиция ее еще не нашла. Наверное, автомобиль разобрали на запчасти.

Тело им понравилось. Пеструх даже посидел у него на плече, чтобы посмотреть, как оно реагирует на кур. Оно реагировало нормально.

– Подходит, берем! – объявил Игорь главному хирургу, грузному мужчине за шестьдесят в светло-зеленой врачебной униформе и такой же шапочке.

Тот удовлетворенно кивнул. Дальше речь с неизбежностью зашла об оплате. От ведра дождевых червей, на которых настаивал Пеструх, врачи вежливо, но твердо отказались. Куриную тушку, которая останется после операции, благосклонно приняли. Но в довесок к ней выкатили такую сумму в деньгах, что Игорь только икнул и закашлялся. Пеструху пришлось похлопать его крыльями по спине. Сумма была равна остатку на его карточном счете плюс половина осеннего заработка от закупки крестьянского газа. Игорь взял тайм-аут на несколько дней.

Когда он объявил требуемую сумму Салиму тот решительно запротестовал.

– Ты с ума сошел! – сказал он. – Не стоит он таких денег! Это всего лишь курица.

– Это очень умная курица, – поправил Игорь.

– Не имеет значения, – отмахнулся тот. – Давай его просто съедим, и все. Нет куры – нет проблемы.

– Его нельзя есть, – возразил Игорь.

– Да? А почему?

– Потому что он умный.

– А я думал – невкусный. Но мы ум можем и не есть, только тело – крылышки, ножки. Ты любишь куриные ножки? У деревенской куры они совсем не такие, как у магазинной, – намного вкуснее.

Пеструх уныло слушал его плотоядную речь и даже не пытался протестовать. Он понимал, что цена для его спасителей непомерно высока.

– Ты не понимаешь, – горячился Игорь. – Таких кур никогда не было прежде и, может, никогда больше не будет. Ты же ученый – неужели тебе не жаль такой уникальный экземпляр?

– Может, и жаль, – сбавил тот обороты. – Но сейчас я прежде всего бездомный и безработный бродяга, попавший черт знает куда и не представляющий, как отсюда выбраться. Если мы отдадим все деньги на операцию, то на что станем жить дальше?

– Ну, наши энергетические-то активы всегда с нами, – утешил его Игорь и жестом показал на задницу. Оба рассмеялись.

– Ладно, – сдался Салим, – только ради науки.

Пеструх на радостях взлетел в воздух и сделал круг по комнате, роняя перья. Его поймали, усадили на тумбочку и велели больше не летать.

Операция прошла успешно. У клерка вынули испорченный мозг, а на его место вставили куриный. Чтобы он не болтался в слишком просторном для него черепе, обложили со всех сторон питательным медицинским желе. Со временем мозг должен был увеличиться в размерах и стать неотличимым от человеческого, а желе шло ему на подкормку.

А еще через месяц Игорь забрал из клиники и привез домой почти незнакомого ему молодого человека с документами на имя Петруха Игоревича Зузулина. Фамилию тот пожелал себе взять от имени матери, а отчество – от Игоря. Они с Салимом обошли вокруг неподвижно стоящего в центре комнаты улыбающегося Петруха, похлопали по крепкой спине, пощупали тугие бицепсы и констатировали, что парень получился хоть куда. Высокий, красивый, похожий даже немного на одного из джеймсов бондов. Хирурги вполне отработали свои деньги.

– Все вроде нормально? А, Петрух? – спросил Игорь.