Валерия Вербинина - В поисках Леонардо

– Рудольф, – прорычал Вернер, – ты – самая мерзкая скотина, которую я когда-либо видел!

– Я поражен, Вернер! – весело крикнул Рудольф в ответ. – Неужели ты никогда не смотришься в зеркало?

– Людвиг, дорогой, умоляю тебя! – лепетала со слезами на глазах супруга Вернера и тихонько подталкивала его к лесенке.

Перед тем как уйти, Вернер обернулся к Рудольфу:

– Мне бы очень хотелось надеяться, что я больше никогда вас не увижу, но, кажется, моя мечта несбыточна. Прощайте.

Он коротко поклонился Амалии и, хромая, покинул палубу. Супруга заботливо поддерживала его под руку.

– Голубки! – фыркнул Рудольф.

– Не будьте грубым, кузен! – одернула его Амалия.

– Вы видели, как я ему врезал? – весело спросил Рудольф. – Черт! У меня аж все костяшки на руке заныли.

Амалия насупилась.

– Скажите, кузен, а вы говорили правду? Про вас и про эту… эту даму?

– Разумеется, – пожал плечами Рудольф. – С какой стати я стал бы врать?

Амалия тяжело вздохнула. Секретная служба представлялась ей все более грязным и унылым занятием.

– А насчет «Леды»? Вы им поверили? – спросил ее кузен.

– Я – да.

– Я опозорен… – простонал Рудольф. – Но если ее украли не они, то кто? Вы работаете на императора Александра, я – на кайзера, австрийцы вышли из игры, по их словам. Из тех, кто охотился за картиной, остаются только англичане. – Он покосился на маркиза Мерримейда, стоявшего в нескольких шагах от них. – Что вы думаете насчет вон того длинноносого огурца? Как, по-вашему, он может работать в секретной службе королевы?

– Кузен, – примирительно сказала Амалия, – что толку гадать? Лучше пойдем выпьем чего-нибудь горячего.

– Горячительного, – поправил ее германский агент. – Теперь я точно напьюсь!

Однако он не сдержал данного слова, потому что ему помешали совершенно непредвиденные обстоятельства.

– Вы слышали? – спросила Амалия.

Рудольф озадаченно покосился на нее.

– Кто-то кричит, – решительно сказала она. – Скорее, Рудольф!

И настолько быстро, насколько позволял ей трен тяжелого платья, двинулась туда, откуда уже несколько мгновений доносились истерические женские крики.

– Наверняка опять кого-то из Эрмелинов пристукнули, – фыркнул Рудольф. – Не корабль, а ладья Харона какая-то. Что ни день, то труп! Лично меня куда больше волнует пропавший Леонардо. Если я доберусь до того, кто украл картину…

Амалия, запыхавшись, остановилась. Она повернулась к кузену и отбросила со лба прядь волос, которая свешивалась ей на правый глаз.

– Кузен, – промолвила она, – еще не все потеряно. Пока мы плывем, картина не может покинуть корабль, верно? Обещаю вам, вы ее получите обратно. Как – я еще не знаю, но получите.

И, улыбнувшись Рудольфу, Амалия двинулась дальше. Они миновали коридор и у каюты номер четырнадцать столкнулись с Марешалем. Он сконфуженно покосился на них.

– Похоже, несчастливый рейс, – пробормотал он.

Амалия, а за ней и мужчины шагнули в каюту. В первой комнате никого не было, но из спальни доносились чьи-то сдавленные всхлипы.

Амалия переступила через порог. Уразумев, что произошло, она резко повернулась к Марешалю.

– Деламара сюда, немедленно! И священника! Живо!

Они находились в изящной, со вкусом обставленной спальне. На стене висела небольшая картина, изображавшая корабль в бурю, но ее Амалия заметила только потом. Пока же взор ее был прикован к человеку, лежащему на кровати. От двери могло показаться, что он спит, но широко раскрытые глаза и кровавая дырочка чуть ниже глаза утверждали совсем иное. На полу неподалеку от кровати валялась простреленная подушка, и белые перья из нее разлетелись по всей комнате.

«Так вот, значит, как он использовал револьвер Боваллона!» – мелькнуло в голове у Амалии.

Одна рука убитого была вытянута поверх одеяла, другую сжимала в своих ладонях женщина, которая стояла на коленях возле смертного ложа. Это была Надин Коломбье. Не сводя взгляда с убитого, она причитала на одной и той же заунывной ноте:

– Проспер! Ах, Проспер! Как же ты мог? Что же со мной теперь будет?

Рудольф тронул Амалию за рукав и глазами указал на столик у изголовья. Посмотрев туда, Амалия увидела белый листок. Выведенный уже знакомыми ровными печатными буквами текст гласил: «Ты умрешь третьим. Л.».

Надин Коломбье поникла головой и тихо заплакала. За дверью послышались быстрые шаги, и в комнату вошел, потирая руки, Деламар.

– Мне сказали, что… – начал он и потрясенно умолк. – Черт возьми! Он убил Проспера Коломбье?

– Как видите, – мрачно отозвался Рудольф. – Что-то у вас сияющий вид. Нашли что-нибудь интересное?

– Нашел, но, увы, не драгоценности. – Деламар поморщился.

– А что?

– Значительный контрабандный груз опиума, спрятанный в тайнике между каютами матросов. Капитан в ярости, он просто рвет и мечет.

Германский агент присвистнул.

– Ого! Не думаю, конечно, что находка имеет отношение к нашему делу, но – уже хорошо. Хоть какой результат от всей нашей суеты есть.

Деламар сделал вид, что не заметил сарказма.

– Марешаль! – крикнул он второму помощнику, который привел его. – Будьте добры, позовите сюда доктора Ортегу. – Марешаль кивнул и скрылся в дверях. – Мадемуазель, – мягко сказал сыщик Надин Коломбье, – прошу вас, встаньте… Все равно ему уже ничем нельзя помочь.

Он помог сестре управляющего подняться, но та не держалась на ногах. Шатаясь, она вцепилась в его одежду. Ее глаза горели лихорадочным блеском.

– Он убил его! Убил! О господи, за что же мне такое наказание? Как же я буду жить? – Она зарыдала, ломая руки.

Рудольф отвернулся.

– Прошу вас, мадемуазель, – твердил Деламар, ведя Надин к креслу в глубине комнаты, – не плачьте… Обещаю вам, мы найдем того, кто это сделал.

Усадив всхлипывающую Надин, которая никак не могла успокоиться, Деламар вернулся к кровати. По пути он подобрал простреленную подушку.

– Должно быть, мерзавец воспользовался револьвером Боваллона… Надо будет спросить, не слышал ли кто выстрела ночью.

– Никто ничего не слышал, – вмешался Рудольф.

Деламар удивленно вскинул на него глаза.

– Откуда такая уверенность, господин граф?

– Он стрелял сквозь подушку, – пояснил Рудольф, подбородком указав на предмет, который держал в руках сыщик. – В таком случае слышен только негромкий хлопок, и все.

Деламар раздумчиво поглядел на него.

– А вы, как я вижу, разбираетесь в оружии, месье, – заметил он. – Можно спросить, где вы так этому научились?

– Можно. При осаде Парижа, – спокойно ответил Рудольф.

Поскольку Париж был осажден во время недавней Франко-прусской войны, которая закончилась для французов самым позорным и унизительным образом, то нет ничего удивительного, что при одном напоминании о ней Деламар потемнел лицом.