Ольга Хмельницкая - Все без ума от Евы

Копейкин смущенно улыбнулся.

– Василия невозможно оставить одного, – продолжал он, – как только он остается один, рядом тут же появляется какая-нибудь тетка и отвлекает его от науки. У нас, понимаете ли, к сожалению, в НИИ в основном работают хлюпики, которые не нашли себя в другом месте, или старая гвардия типа меня. Зарплата тут небольшая, перспектив особых нет – всю практическую работу по проекту «ГЛОНАСС», в частности, выполняют в другом месте, туда люди и уходят. У нас тут тихое болотце и очень мало таких людей, как Юдин, который работает не за деньги, а оттого, что ему все это действительно интересно. А Вася к тому же красавец, здоровяк и человек искренний, хороший и благородный. Когда моя супруга попала на маршрутке в ДТП и ей понадобилась кровь, Юдин тут же поехал и сдал, сколько нужно. У него такая же группа, как у моей жены. И мне даже не пришлось его просить. Я до сих пор ему благодарен за это.

Ева на секунду закрыла глаза.

– И что, у него совсем нет недостатков? – скептически поднял бровь Чабрецов.

– Полно, – улыбнулся Копейкин. – В частности, он скандалист и очень обидчив.

– Что касается его личности и человеческих качеств, то тут все ясно, – сказала Ева. – Мы все же считаем, что Василия похитили из-за его научных разработок.

– А почему тогда не похитили меня? – спросил Копейкин. – Я же его начальник.

Чабрецов глубоко вздохнул. У них не было ни единой нити. Полный, беспросветный тупик!

– После того, как Василий пошел за печеньем, вы куда-то звонили, да? – спросил Рязанцев.

– Да. Сыну. У него недавно родилась вторая дочь, моя внучка, и я спрашивал, как чувствует себя мама малышки, моя невестка, и долго ли ей еще находиться в роддоме.

Копейкин вытащил телефон и протянул его полковнику. Тот кивнул, но телефон не взял.

– Спасибо, Леонид Николаевич, – сказал он, – мы вам верим. Вспомните, пожалуйста: кто, кроме вас, еще кому-нибудь звонил после ухода Василия?

– Сичкарь болтала с кем-то без умолку, Белобородов шептался, Степан звонил маме, Захарова тем временем набирала сообщение. Мне показалось, что Маргарита не хотела, чтобы Касьянов видел, что она что-то кому-то писала, но отнес это на счет их личной жизни. Мало ли какие сложности бывают в отношениях между мужчиной и женщиной и что они хотят друг от друга скрыть! Потом Степан сходил за чайником, мы достали из сейфа сушки и варенье, у нас еще оставалось в сейфе полбанки. Варенье абрикосовое, его в свое время принесла Захарова, когда пыталась продемонстрировать перед Степаном свои выдающиеся таланты кулинара. Мы пили чай, когда вы пришли, и оказалось, что Вася… что Васю…

– Спасибо, – вежливо сказал Рязанцев, – вы нам очень помогли. Пожалуйста, попросите зайти к нам Степана. И не уходите пока из отдела.

– Конечно, – кивнул Копейкин.

Он вышел. Через несколько секунд в лабораторию вошел Степан Касьянов.

Степан подвинул стул к стене, сел и облокотился на спинку.

– Простите, – сказал он, – я что-то неважно себя чувствую.

Мешки под глазами владельца компании «Лючок» были больше, чем обычно. Лицо его побледнело до синевы, лиловые жилки проступали сквозь тонкую кожу.

– Степан, мне очень жаль, – сказал Рязанцев, – буквально несколько вопросов, хорошо?

Касьянов махнул рукой и попытался улыбнуться.

– Не обращайте внимания, – сказал он, – у меня проблемы со здоровьем, вы же знаете.

В тут же секунду Степан повалился на пол. Глаза Касьянова закатились.

– Врача! – закричал Рязанцев, подхватывая обмякшее тело.

– Чем мы можем вам помочь, какие лекарства вы обычно принимаете? – спрашивала Ева упавшего Степана.

Касьянов пытался что-то сказать, но изо рта у него вылетало только нечленораздельное шипение.

– Только диализ, – сказал полковник, поддерживая Касьянова за голову, – и чем быстрее, тем лучше!

Степан закашлялся. Из его рта пошла пена. Он мотал головой и пытался что-то произнести.

– Что он хочет сказать? – в панике переспрашивала Ева. – Что?

В руку Степану вложили карандаш. Чабрецов подставил лист бумаги.

«ВА», – написал Касьянов и потерял сознание.

Ева и Рязанцев переглянулись. Ева смочила лицо Степана водой и принялась обмахивать его полотенцем.

– Я не знаю, что ему можно давать, – причитала Ершова, – и чем помочь!

– Скоро прибудут врачи. Только бы он не умер! – сказал Рязанцев, склонившись над Касьяновым, чье дыхание было быстрым и поверхностным.

Несколько минут спустя в комнату торопливо вошел Денис, а за ним – люди в белых халатах.

– У него почки, – пояснила Ева медикам, – ему плохо. Видимо, стресс сказался… Он все время на диализе.

Усатый врач, одетый в белый халат с логотипом страховой компании, распахнул металлический чемоданчик, полный медицинских инструментов.

– Сейчас я сделаю экспресс-анализы мочи и крови, – пояснил он, доставая катетер, – сразу станет ясно, в каком состоянии почки. Если что, компактный прибор для диализа уже в пути, он прибудет через пятнадцать минут. Кто его лечащий врач?

– Не знаю, – сказала Ева, – но мы сейчас позвоним его маме, и она мне скажет.

– Я уже звоню, – сказал Рязанцев, набирая номер Валентины Петровны.

В эту же секунду Степан открыл глаза и опять попытался что-то сказать. Он водил рукой в воздухе, пока Ева не дала ему лист и не поддержала ладонь, но не смог больше ничего написать, снова провалившись в беспамятство.

– Что он пытается нам сообщить? – нервничала Ева, обкусывая длинные ногти, наклеенные сегодня утром.

Лицо Степана было белым, как мел.

– Валентина Петровна, – сказал полковник в трубку, когда мать Касьянова ответила, – скажите, пожалуйста, кто является лечащим врачом вашего сына?

Повисла пауза.

– А что… случилось? – с усилием произнесла мама Степана. – Он… жив? У него же вроде ремиссия!

В голосе женщины послышались панические нотки.

– Это не почки, – прозвучал в комнате громовой голос врача. – Почки у него, конечно, в плохом состоянии, но не настолько, чтобы он терял сознание. Тут что-то другое! Симптомы напоминают пищевое отравление. Что он ел?

– Сушки. Чай. Варенье, – начала перечислять Ева.

Ершова и Рязанцев переглянулись. В лаборатории наступила полная тишина.

– «Ва» – значит «варенье», – сказала девушка.

Чабрецов схватил трубку и принялся звонить судмедэкспертам, врачи склонились над Степаном. Его тело сотрясали судороги. Ева выбежала в отдел.

– Никому не трогать посуду! – закричала она и осеклась.

Чашки, ложки и тарелки, стоявшие на столе, были тщательно вымыты и блестели в свете ламп.

– Да, я помыла посуду, – растерянно сказала Даша, – но я же не знала, что этого нельзя делать.

Ева схватилась руками за голову.

– Прости, я не знала, – повторила Гусева. – Не могу же я держать грязную посуду на столе. Еще, не дай бог, тараканы заведутся! И Алексей Михайлович, и Леонид Николаевич меня поддержали.