Ольга Хмельницкая - Шпион в костюме Евы

– А кто бы нас нашел там, в том «уютном подвальчике»? – грустно отозвалась мадам. – Никто. Надо было выбираться.

Атмосфера в туннеле ощутимо сгустилась. Дышать стало тяжело.

– Воздух заканчивается, – прошептала Ершова, – скоро наступит конец.

– Делать нечего. Надо нырять и надеяться, что туннель в какой-то момент повернет вверх.

– В какой? – жестко спросила Ева. – Это равнозначно тому, чтобы просто утопиться.

Она тяжело дышала. Воздуха становилось все меньше и меньше.

– Это наш единственный шанс, – сказала актриса.

– Вероятность того, что туннель быстро выведет меня на поверхность – один из миллиона. Нет, один из ста миллионов!

– Но не ноль.

Повисла тяжелая пауза.

– А как вы узнаете, что я добралась благополучно? – спросила Ева.

– Никак, – ответила актриса. – Я в любом случае через несколько минут поплыву за тобой.

Ершова тяжело перевела дух.

– Крысы же откуда-то бежали, – добавила Гнучкина. – Они проплывали под водой и выныривали. Значит, недалеко. Лишь бы не застрять!

Дышать становилось все тяжелее. Перед глазами у Евы задрожали мелкие яркие пятна – очевидный признак кислородного голодания.

– Давай! – крикнула мадам, и девушка ринулась вперед.

Она нырнула в липкую жижу, изо всех сил работая руками, и поползла по туннелю под водой.

Диана смотрела в окно. Она уже слегка протрезвела, и в душе у нее бушевала смертная тоска. Люда куда-то исчезла, ее мобильный не отвечал. Грицак, как была – в бордовом парадном платье, сидела у окна и смотрела вниз. Ей хотелось туда прыгнуть, не давал этого сделать только врожденный оптимизм. Да еще ответственность перед родителями, бабушками и дедушками.

– Хоть бы я совсем его не встречала, этого Коровкина, – вздохнула Диана.

Внизу, под окнами, раздался шум двигателя. У подъезда припарковался зеленый «Ленд-Крузер». Грицак икнула и с сомнением посмотрела на почти пустую бутылку коньяка на столе.

– Так, Дианочка, ты доигралась, – вслух сказала она, – сейчас из зеленой машины появятся зеленые человечки.

Она привалилась к подоконнику и с любопытством уставилась на «Крузер». Дверца автомобиля отворилась, и оттуда появился мужчина, совсем не похожий на инопланетянина, а наоборот – очень смахивающий на Юрия Борисовича.

Сердце Дианы ухнуло куда-то вниз. Горло перехватило.

– Не может быть, – пробормотала она, глотая слезы, которые полились у нее из глаз бурным потоком. – Не может быть!

Коровкин скрылся в подъезде. Грицак вскочила, бросилась к двери, но на полпути остановилась.

«А вдруг он не ко мне? Это просто совпадение, – мелькнуло у нее в голове. – Еще одного разочарования я не переживу».

В дверь позвонили. Зареванная Диана с потекшим макияжем подошла к двери, распахнула ее, посмотрела Коровкину в глаза и рухнула без чувств на пороге своей квартиры.

Рязанцев копал. Проход все расширялся. Вскоре он стал таким широким, что туда можно было пролезть. Владимир Евгеньевич лег на живот и посмотрел вниз, в темноту. Потом нашел небольшой камешек и бросил. Неглубоко. Полковник привязал к поясу фонарь и саперную лопатку, опустил в дыру ноги, потом повис на руках, всматриваясь в кромешную тьму и принюхиваясь к запаху болотной сырости. Кирпич под его руками поддался, и Рязанцев полетел вниз. Помещение действительно оказалось невысоким, всего около трех метров. Оказавшись на полу, Владимир Евгеньевич вытащил фонарь и осветил все вокруг.

– Винный погреб, – сказал полковник, разглядывая большие круги на полу. – По всей видимости, очень старый. Вот здесь стояли бочки.

Владимир Евгеньевич обошел помещение. Никаких следов Евы в подвале не было, но в западном направлении шел невысокий сводчатый коридор. Он постепенно опускался вниз, повторяя рельеф холма. Рязанцев взял в руки ярко светящийся фонарь и пошел по коридору.

Олег и Николай наблюдали за входом в университет и окнами кафедры.

– Ты думаешь, он – преступник – придет сегодня за калифорнием? – спросил Олег.

– Не знаю, – вздохнул Николай, – но с сейфа нельзя спускать глаз.

Они сидели в машине с тонированными стеклами, выключенными габаритами и служебными номерами, специально запорошенными снегом, чтобы не бросались в глаза. Следить за входом в университет на улице было невозможно – стоял сильный мороз.

– А как он вообще может попасть ночью в университет? – спросил Олег. – Вход же закрыт, а охрана спит. Разве что он знает про черный ход через спортзал или через подвал. Надеяться на то, что он пойдет через главный вход – абсолютно наивно.

– А может, – отозвался Николай, – наш герой пойдет через главный вход и придумает для охраны какую-нибудь байку типа срочной работы?

– В три часа ночи? – засмеялся Николай.

Олег кивнул.

– Значит, он уже там, – сказал Олег.

– Или придет рано утром, – добавил Николай.

– Тогда мы его никак не узнаем, многие приходят на работу рано утром. Но в любом случае ты прав – надо наблюдать не за главным входом, а за входами в спортзал и в подвал. Так что разделяемся и…

В этот момент в окне лаборатории, принадлежащей их кафедре, мелькнул слабый лучик фонаря.

– Смотри! – воскликнул Коля. – Там кто-то есть!

– Где? – спросил Олег, присматриваясь.

Некоторое время молодые люди сидели, пристально вглядываясь в темные окна.

– Может, тебе показалось? – спросил Олег.

В этот момент свет мелькнул во второй раз.

– Он там! – воскликнул Николай. – Вызывай группу захвата, а я пойду туда.

Он выскочил из машины и бросился к черному ходу в университет. Дверь закрывалась всего на один замок.

– Будь осторожен! – закричал другу вслед Олег.

Николай бежал к университету, держась под деревьями, которые скрывали его от глаз, наблюдающих, возможно, из темных окон кафедры.

Селедкин вылетел на балкон, упал и снова вскочил, мелко дрожа.

– Быстрее! – закричала Люда. – Сюда!

Она перепрыгнула через перила и повисла на тонких, дрожащих ветках винограда.

– Ты что? – испуганно взвизгнул Селедкин, – я же разобьюсь!

Стеклопакет за его спиной взорвался со звоном и грохотом. Чен стрелял режиссеру в спину.

– А-а-а-а, – громко, по-заячьи завизжал Леонид Иванович, быстро перелез через перила и вцепился пальцами в ветви.

Виноградные лозы затрещали.

– Леня, спускайся! – сказала Чайникова, голова которой кружилась от счастья. Он позвонил ей! Она ему нужна, она спасает его! И уж теперь точно, точно он, обязанный ей жизнью, будет с ней всегда.

Селедкин, в душе которого бушевали чувства, бесконечно далекие от какого-либо пафоса, принялся спускаться. Несколько веток под его ногами сломались. Режиссер замер, но хрупкие, скованные морозом палочки продолжали трескаться и оседать под его тяжестью.