Ольга Хмельницкая - Сезам, закройся!

– Спасите! – взвизгнула девушка, хотя спасать ее было абсолютно некому.

Один из муравьев уже начал заползать в ухо Ильиной, его усы трепетали от предвкушения, но тут Ларисе пришла в голову свежая идея. Вытащив отчаянно упиравшегося мозгоеда из уха за задние лапы, Ильина отшвырнула его в сторону, а затем вынула из кармана изгрызанного халата наполовину полную бутылку пепси. Она открыла ее и поставила на пол, а затем принялась крошить ментоловые сигареты одну за другой и высыпать табак в напиток. Один из муравьев заполз в ее трусы, запутался и принялся кусаться, но Лара мужественно терпела его явно недостойное поведение.

«Главное, что ему оттуда до мозга далеко», – думала она, перемешивая получившуюся смесь и попутно стряхивая с себя мозгоедов, которых становилось все больше. Содрогаясь от прикосновения бесчисленных колючих лап к ее телу, Лариса выудила из бездонного, как у Мэри Поппинс, кармана использованный бумажный носовой платок и поблагодарила всевышнего за то, что не выбросила его, как намеревалась. Затем она быстро разорвала мятую бумажку на две половины, скатала шарики, смочила их смесью с запахом пепси, табака и ментола и сунула затычки в уши. Этого Ларе показалось мало и, немного подумав, она вылила остатки вонючей жидкости из бутылки себе на волосы.

Те мозгоеды, которые уже добрались до головы Ильиной, засуетились. Несколько мгновений они бестолково тыкались во все стороны, одурев от неприятного запаха, а потом побежали назад. Остальные приостановились.

– Вот так вот! – торжествующе сказала Лариса и наконец-то вытащила муравья из трусов.

Потом она щелкнула зажигалкой, осмотрелась и вздрогнула от омерзения – пол камеры медленно шевелился, плотно покрытый ковром из насекомых.

Когда Богдан с полковником наконец отпилили большой кусок упавшего на дорогу дерева и откатили его в сторону, с них градом лил пот.

– Давай я поеду первым, – сказал Рязанцев Овчинникову.

Богдан кивнул.

– О’кей, поезжай вперед, я за тобой, – сказал он. – Кстати, у меня есть хай-джек в багажнике, имей это в виду, – добавил Овчинников, залезая в свою машину.

– Хорошо! – крикнул Владимир Евгеньевич, направляясь к «УАЗу».

В этот момент Богдан краем глаза заметил в лесу какое-то движение. Молодой человек дважды моргнул.

«Показалось», – подумал Овчинников.

Несколько секунд он стоял, всматриваясь во тьму, но так ничего больше и не увидел.

«Нам надо как можно быстрее попасть в институт и забрать оттуда невесту полковника и Лизу», – подумал он.

В салоне «Крузера» было тихо. Отсюда, из домика на колесах, ночной лес казался гораздо менее страшным. Богдан увидел, как «УАЗ» полковника нырнул в проем, выпиленный бензопилой, и поехал дальше по дороге. Ему опять показалось, что он увидел в зарослях какое-то движение, но он вновь не придал этому значения. Когда-то, в далеком детстве, маленький Богдан спал один в темной комнате, и, когда мама выключала свет и уходила, у него начинался еженощный кошмар. Ему казалось, что в щели между шкафом и стеной дома прячется человек, и чем больше Богдан присматривался, тем четче видел его. Утром он проверял это место и ничего не находил, но на следующую ночь все повторялось. Наконец Овчинников подрос, и бояться ему надоело.

С тех пор он не верил своему воображению, поэтому и не обратил внимания на смутные очертания пса, стоявшего возле дороги и смотревшего на проезжающие мимо машины.

Крысиный вожак, выросший до размеров небольшой свиньи, изо всех сил грыз картофель. Вокруг сгрудились другие крысы. Куча корнеплодов, которая еще совсем недавно была большой, стала маленькой и грозила вообще вскоре исчезнуть в раздувшихся желудках грызунов. Крысы ели и наливались ненавистью к вивисекторам. Какое множество их братьев и сестер умертвили во имя науки! При мысли об этом вожак принялся поедать картофель с утроенной энергией. Лужа, которая натекла из открытых и разморозившихся холодильников, стала совсем большой и достигла стены. Влага постепенно проникала на нижний этаж. На белом потолке располагавшейся внизу лаборатории уже висели большие прозрачные капли, которые до поры до времени никто не замечал – персонал НИИ был поголовно занят обсуждением подробностей последнего покушения на директора. Вожак посмотрел на озерцо и вернулся к трапезе. Его красные глаза возбужденно блестели.

– Ой, что это? Ой, кто это?! – раздался испуганный голос.

Вожак повернулся. Стоящая в дверях полная дама средних лет была главным бухгалтером НИИ – Зинаидой Валериевной Дрыгайло. Рассмотрев животных, женщина попятилась. В ее глазах появился ужас.

– Дожили! В пищеблоке крысы! И какие! А гадят как кошмарно! – бормотала она, отступая.

Вожак перестал есть. Он следил за ее перемещением своими красными глазами, но пока не нападал. Дрыгайло побежала по коридору к приемной директора, с трудом перемещая в пространстве свои обширные телеса.

– Сонечка, представляете, в пищеблоке полным-полно огромных крыс! – закричала бухгалтер с порога, обращаясь к неправдоподобно красивой секретарше Утюгова.

Та удивленно захлопала огромными васильковыми глазами.

– Да, там крысы, – продолжила Зинаида Валериевна, – и каждая размером со свинью. Не представляю, что они делают в здании НИИ! Их нужно немедленно уничтожить!

В безмятежных глазах Сонечки появилась тревога. Она взяла в руки мобильный и набрала номер директора, а бухгалтер залпом выпила стакан воды и рухнула в кресло.

Ева мерзла. И обе кроссовки, и свернутый ремень, и джинсы сидели в туннелях довольно плотно и не давали мозгоедам прорваться в камеру, но холодный карцер без еды, воды и мебели подтачивал силы Ершовой.

– Только бы Рязанцев нашел меня побыстрее, – вздыхала невеста полковника, приплясывая на холодном каменном полу.

Ей пришла в голову мысль постучать по стенам: вдруг Лариса или кто-нибудь другой услышат, но у Евы не было ничего достаточно твердого, кроме мобильного телефона, которым она не хотела жертвовать.

Ершова присела на корточки и обхватила плечи руками, стараясь сохранить тепло. Мозгоед по-прежнему висел на потолке. Он не двигался, лишь слегка шевелил усиками и терпеливо ждал своего часа. Сидя в кромешной тьме, девушка думала о Рязанцеве. Они познакомились зимой, когда юная выпускница вуза Ева Хасановна Ершова только поступила на работу в ФСБ. Она шла по белому хрустящему снегу к зданию, в котором располагался ее будущий отдел. В это время Рязанцев стоял перед входом под широким козырьком, слегка загибавшимся вверх, и курил. Он был в рубашке и джинсах и совсем не боялся холода. Смуглая Ева, кутаясь в толстую шубу, остановилась прямо перед мужчиной. У него была плотная фигура, необъятно широкие плечи, короткая стрижка и внимательный взгляд. Этот взгляд пронзил тоненькую Еву, словно рентген. Глаза мужчины слегка прищурились. Они стояли и смотрели друг на друга, а большие белые хлопья все падали, падали бесшумно…