Елена Михалкова - Призрак в кривом зеркале

Он уселся за стол, повертел в пальцах пустую стопку.

– А Ляльке я ничего не обещал, – неожиданно жестко проговорил он. – Так что никаких прав на меня она не имеет. Как женился, так и разведусь.

Несмотря на все угрозы Богдановой и ее общепризнанную «ненормальность», Ксения не чувствовала страха перед Аллой: она от природы была не пугливой, а работа в больнице закалила характер, сделав ее одновременно мягче и бесстрашнее. После слов Никиты ей стало жалко Ляльку, которая так держалась за этого раскормленного, не очень умного мужчину и, наверное, искренне его любила.

– Попроси, пожалуйста, Аллу оставить меня в покое, – сказала Ксения, вставая.

– Подожди, ты куда?!

– Мне пора… Извини, нужно помочь отцу с машиной.

– С тех пор я видела Богданову несколько раз, – закончила девушка. – Она следила за мной и делала это довольно неумело.

– Вы встречались с Борзых? – спросил Макар.

– Нет, после того случая – не виделась. Правда, он пару раз мне звонил, но я видела номер на определителе и не брала трубку. Формально у Аллы нет повода мне мстить. Но я отлично понимаю, что таким, как Алла, повод не нужен.

– Правильно. Они всегда могут его выдумать. – Илюшин помолчал, обдумывая ее рассказ, затем добавил: – Ксения Ильинична, я все равно не понимаю, почему вы сегодня не остались ждать милицию, а ушли с места происшествия. Одно дело – разбить стекло машины, другое – толкнуть под машину человека. Вы хоть понимаете, что на вас покушались?

Она несколько раз с силой кивнула, отчего шапочка волнистых волос разлохматилась, а челка упала ей на лоб, и вытянула губы в трубочку. Лицо у нее стало таким забавным, что Илюшин едва не рассмеялся и спросил:

– Тогда в чем же дело?

Ксеня встала, убрала тарелки в раковину, и Макар снова обратил внимание, как легко она двигается – словно в ней живет ветер. Он никак не мог уловить, в чем заключается необычность ее жестов, самых простых и будничных – вроде сметания крошек со стола в тарелку, – и подумал, что в юности она, наверное, занималась танцами.

Девушка молчала, и он повторил:

– Так в чем же дело, Ксения Ильинична?

– Если ты думаешь, что меня это не заботит, то ошибаешься. Но я реалист. Я понимаю, что того парня никто не будет всерьез искать. А ушла я оттуда, потому что очень испугалась. – Она обернулась и посмотрела на Макара, широко раскрыв глаза.

Свет из окна падал на ее лицо, и теперь Илюшин видел, что глаза у нее не просто карие, а с медовым золотистым оттенком, словно пропитанные летним солнцем. Он даже почувствовал что-то похожее на смущение, потому что она все не отводила взгляда, и он не мог понять, на него ли она смотрит.

– Испугалась, – повторила Ксеня и отвернулась. – Первый раз за все это время. Даже того парня с битой я не боялась, а теперь… – Она замолчала, поежилась. – Когда я боюсь, то сразу же стараюсь сделать вид, что ничего не случилось. Как будто страха не было. И от этого он действительно проходит. Я так саму себя гипнотизирую, понимаешь? Ну… и еще делаю кое-что, чему меня научил мой друг, когда я работала в больнице.

– Пальцы?..

– Да. В том числе. Это очень помогает, снимает… спазм страха.

В комнате повисло молчание, прерванное одной из кошек – она вдруг затарахтела, встопорщив усы, словно радуясь наступившей тишине.

– Ксения Ильинична, нужно написать заявление в милицию, – мягко сказал Макар. – Вы же это понимаете, правда?

Илюшин хотел добавить, что ей нужно быть очень осторожной, ни в коем случае не ходить одной, и если она сочтет необходимым, он даст в милиции все необходимые показания… Но осекся на полуслове, вспомнив, что всего пару часов назад не собирался ей ничем помогать – достаточно было того, что он уже сделал. «Я слишком быстро и глубоко влез в это дело, – понял он. – Нужно было отказаться еще тогда, когда она меня пригласила».

Приняв решение, Макар всегда действовал быстро. Лишние сложности в чужом городе, сказал он себе, совершенно ни к чему: первоначально планировалось лишь пройти курс лечения, попутно удовлетворяя собственное любопытство. Этого плана и надо придерживаться. Точка. Ничего больше. Никаких вмешательств в жизнь очаровательных молодых женщин. К тому же он дал ей хороший совет, и если Ксения Ильинична ему не последует, значит, она глупее, чем кажется.

– Простите, мне пора, – извиняющимся тоном сообщил Макар и поднялся. – Спасибо за обед, рассольник был потрясающим.

Ксеня удивленно посмотрела на Илюшина. Только что он спросил ее о чем-то, а спустя всего минуту, не дожидаясь ответа, уже встал, чтобы уйти. Она растерялась, не понимая, что произошло, ответила что-то вежливое…

Илюшин уже не слушал, что именно говорит девушка. Он ощущал, что чем быстрее уйдет из этого дома, тем лучше будет для него, не говоря о том, что он потерял сегодня уйму времени. Поэтому Ксене пришлось повторить свой вопрос два раза.

– Что?

– Я говорю, ты пойдешь со мной в милицию? Не как свидетель, а просто… просто так.

Илюшин отрицательно покачал головой:

– Извини.

Она откровенно огорчилась.

– Жаль. Хотя… хорошо, что ты все-таки перестал мне «выкать». И спасибо тебе.

Пять минут спустя Макар прошел по дорожке, ведущей от дома до забора, и прикрыл за собой калитку.

– Мр-р-р, – раскатисто сказали сверху, и, переведя взгляд, Илюшин обнаружил сидящего на столбе Люцифера. Кот смотрел на него раскосыми желтыми глазами, и Макар готов был поклясться, что видит во взгляде зверя насмешку.

Он дождался автобуса и вскочил в него, решив доехать до центра, а там уже и добраться до дома Шестаковых. В санаторий ехать не хотелось, к тому же спина сейчас его не беспокоила, а вот настроение, непонятно отчего, испортилось, так что лучшим выходом ему представлялось возвращение в гостиницу.

Автобус высадил его на той самой остановке, с которой утром он пытался уехать. Сейчас она была почти безлюдной, об аварии напоминал только черный след от колеса на бордюре. Пройдя по переулку, Илюшин свернул на узкую тихую улочку и побрел мимо двухэтажных домов, во дворах которых сушилось белье, вывешенное сразу после дождя, а из земли под окнами лезли темно-зеленые заостренные стебли. Подоконники в домах были заставлены рассадой, сквозь которую иногда выглядывала любопытная кошачья физиономия.

«Сплошные кошки повсюду. Тихогорск – город кошек».

Несмотря на прекрасный день, влажный, теплый, пахнущий пролившимся ранним утром дождем, листвой и – конечно же – сиренью, аромат которой Илюшин уже воспринимал как естественный запах города, настроение у него становилось все хуже с каждым шагом, приближавшим его к цели. В самом мрачном настроении он обходил ямы на дороге, на дне которых собралась вязкая глянцевая грязь, и размышлял над тем, что из всех людей, живущих в гостинице, ему нужно в первую очередь поговорить с Элей Шестаковой.