Галина Романова - Ты у него одна

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – Данила спросил это едва слышно.

Так же тихо она ответила:

– Нет!

Того, что произошло потом, она очень долго не могла себе простить. Она проклинала потом себя за то, что подошла к нему и, опустившись рядом с его стулом на пол, положила голову ему на колени. Ругала на чем свет стоит за то, что, когда он осторожно тронул ее волосы, она беззвучно заплакала и еле различимым шепотом попросила:

– Возьми меня, Данила! Пожалуйста, возьми меня…

А потом… Потом ничего не произошло.

Данила осторожно встал. Поднял ее. Поставил на приличном расстоянии от себя, преградив жестом ее внезапный порыв кинуться ему на шею. Совершенно не заботясь о том, что она видит его возбуждение, поцеловал ее в лоб и, повернувшись к ней спиной, вышел из кухни.

Она еле удержалась, чтобы не броситься за ним следом. Чтобы не развернуть к себе и заставить, заставить вернуться к ней. Заставить стать опять прежним: нежным, любящим и преданным Данилой. Ее Данилой…

– Лучше бы ты туда выстрелил, подонок! – закричала она, глядя на его мускулистую загорелую спину, и зарыдала уже в полный голос.

Он не повернулся. Не кинулся успокоить ее. Притормозил на секунду, а через мгновение уже заперся в своей комнате.

Большему унижению она не подвергалась в своей жизни никогда. Даже когда он ударил ее и она считала свою жизнь проигранной, ей не было так стыдно перед самой собой, как сейчас.

– Сука! – шипела она своему отражению в зеркале, нанося утром тональный крем на щеки. – Грязная, похотливая, озабоченная сука!!! Лучше бы ты сдохла тогда, пять лет назад! Лучше бы тебя не стало! Сука!!!

Быть отвергнутой мужчиной – очень тяжелое испытание для самоуверенной женщины. Но быть отвергнутой собственным мужем, которого никогда не причисляла к разряду людей, достойных себя… Чье присутствие теперь лишает душевного покоя…

Такой оплеухи Эльмира от судьбы не ждала. Чего угодно, но только не этого дурацкого вожделения, которым она вдруг воспылала к мужику, чьи прикосновения ей были до отвращения непереносимы прежде и который теперь плевать на нее хотел.

– Ты сошла с ума, – подвела она черту под своим самобичеванием и выкрасила губы пурпурной помадой.

Под стать макияжу было и ее сегодняшнее облачение. Короткая юбка, едва прикрывающая попу. Высокие сапоги. Короткая курточка. Ни шарфа, ни платка на шею. Абсолютно ничем не защищенная обнаженная кожа шеи и верхней части груди.

– Плевать! – злобно усмехнулась она своему отражению в зеркале прихожей. – Из леди в б…и. Пусть так оно и будет.

Заслышав какое-то шевеление на кухне, она прямиком взяла курс туда.

– Доброе утро, дорогой, – пропела она развязно, промаршировав к газовой плите и бесцеремонно заглянув под крышку кастрюли, в которой ее супруг что-то готовил себе на завтрак. – Вкусно пахнет…

– Доброе утро.

Господи, сколько безучастия в голосе. Никакого удивления ее появлению в столь неурочное время – в восемь часов утра она никогда не поднималась, а тут уже во всеоружии… Более того, мог бы хотя бы из вежливости изумиться, почему это она почти голышом собралась выходить на улицу.

Нет, ничего подобного. Посмотрел пустыми, ничего не выражающими глазами в ее сторону и продолжил нарезать сыр.

– Кофе угостишь? – из какого-то злорадного упрямства поинтересовалась она, усаживаясь подле него и закидывая ногу на ногу.

Данила понимающе хмыкнул и плеснул ей из кофеварки чашечку угольно-черного кофе. Так же молча выставил перед ней сахарницу, зная, что она не пьет кофе без сахара. Пододвинул блюдце с сыром и, отвернувшись от нее к плите, принялся помешивать овсянку.

Вот так-то… Никакого потрясения, никакого удивления или даже любопытства она своим появлением не вызвала. Ни комментариев, ни вопросов, ровным счетом ничего. Повернулся к ней спиной, словно лицезреть его спину является для нее преприятнейшим занятием, и мешает кашку.

Потягивая кофе, Эмма настолько заметалась в своих тревожных мыслях, что не сразу услышала, что он о чем-то ее спрашивает.

– Прости, я не расслышала. – Внутренне она моментально подобралась и завибрировала: ну вот, наконец-то. – Повтори, пожалуйста, вопрос.

Он неторопливо повернул краник горелки. Вылил содержимое кастрюльки в глубокую тарелку и, лишь залив кастрюлю водой, соизволил повторить:

– Ты настолько нуждаешься в деньгах?

– То есть? – Она едва не подавилась куском сыра, настолько нелепым показался ей его вопрос.

Она даже сразу и не поняла его подтекста. А когда он ей его озвучил, еле-еле удержалась на стуле.

– Что?!

– Я в третий раз спрашиваю у тебя: ты настолько нуждаешься в средствах, что тебе приходится зарабатывать телом?

– ??? – Слова завязли у нее в горле. Они просто не могли выплеснуться наружу от удушливого спазма, остановившего ее дыхание.

А Данила между тем продолжал свою игру. Обошел ее, окаменевшую, вокруг несколько раз, нарочито медленно оглядывая каждый предмет ее туалета и вовсю забавляясь ее оторопелым видом. Потом встал перед ней. Приподнял ее лицо за подбородок. Большим пальцем правой руки больно провел по губам, размазывая жирную помаду, затем по щекам и вдруг с плохо скрытым презрением произнес:

– Если бы ночью ты мне сказала, что нуждаешься в средствах, я бы взял тебя, оплатив твои услуги…

И тут случилось страшное – она завыла. Завыла дико, безумно, ухватившись за лацканы его кожаной жилетки и норовя опрокинуть его на пол. Этот крик наверняка был слышен многими. Не слышала его лишь она. Она чувствовала, что рот ее кривится, издавая какие-то звуки, но ничего не слышала. Она смотрела на Данилу безумными вытаращенными глазами, но ничего не видела. Какая-то сумасшедшая сила несла ее, кидая из стороны в сторону. Она пыталась справиться с ней, но не могла. Темнота то сгущалась над ее головой, то рассеивалась. Ее кружило, выворачивало наизнанку, било обо что-то. Эльмира ничего не понимала. И еще этот страшный, непонятно откуда взявшийся гул ветра. Очнувшись, она почувствовала страшную жажду, рот буквально спекся, словно она долго пробыла в безводной пустыне.

– Эмка, открой глаза немедленно, дрянь!!!

Лизкин голос… Странно… Откуда ей здесь взяться в этом адском пекле?..

Эльмира часто-часто заморгала и открыла глаза.

– Больно…

– Где больно?! Где? – Опять голос Елизаветы и ее руки.

– Глаза больно… Лизка, ты чего? – Эмма смогла наконец открыть глаза и оглядеться.

Ее спальня. Постель разобрана. Она лежит в постели, но почему-то совершенно голая.

– Все болит. – Она капризно захныкала, натягивая одеяло до подбородка. – Он что, избил меня? Этот мужлан… Он…

Слезы отчего-то подступили к горлу, и она замолчала.

– Если ты о Даниле, то он ушел. – Елизавета моментально вернула себе присутствие духа и, встав с кромки ее кровати, прошлась по спальне. – Ушел пару дней назад и больше не возвращался. Объяснил твой приступ нервным срывом. Сказал, что ты мало отдыхала последнее время. Много работала… Ничего не пойму. Последний раз, когда мы с тобой виделись четыре дня назад, ты выглядела вполне здоровой. Пусть зажата была чрезмерно, но никаких признаков эмоциональных перегрузок заметно не было. Что-то произошло между вами? Так? Что, Эмма?