Ольга Володарская - Кара Дон Жуана

— Ну-у, — восторженно протянул тот, оглядывая кабриолет. — Ну ва-а-а-ще!

Порадовавшись тому, что в лексиконе Христа есть по крайней мере еще одно слово, Андрей уселся за руль.

— Ты кто? — спросил Христос, устраиваясь рядом.

— Андрей.

— Мне по фигу, как тебя зовут, я спрашиваю, кто ты?

— Друг Эдика.

— Ну-у, — со смешком выдал тот. — Так я и поверил… — Христос вытащил из кармашка рюкзака папиросу, сунул в рот, поднес к зажигалке на приборной панели, прикурил. — Эд никогда бы не сдружился с таким, как ты. Ему конкуренция не нужна.

— Ладно, не друг, всего лишь хороший знакомый.

— Почему он сам не приехал?

— Дела у него… неотложные.

— С бабы, что ли, слезть не может?

— Как всегда…

Христос глубоко затянулся, подержал дым в легких, выпустил через нос. Андрей уловил запах жженого сена и спросил:

— Не боишься травку в багаже прятать?

— Не-а. — Христос сделал еще одну затяжку. — Я вообще ничего не боюсь. — Он потер шрам. — С тех пор, как чуть не сдох шесть лет назад… Меня с того света вернули, но я успел посмотреть, что там и как… Понравилось. Если что, я туда за милую душу… Прищучат меня, я раз… — Он высунул язык, на кончике которого влажно поблескивала небольшая капсула. — Раздавлю… И гуд бай, Америка!

— Что это?

— Яд. Мгновенного действия. Еще со времен Великой Отечественной остался — его немецким разведчикам выдавали, — с мальчишеской гордостью похвалился Христос. — Помнишь кино про Штирлица?

Андрей кивнул — фильм «Семнадцать мгновений весны» он хорошо помнил, в детстве смотрел раз пять — затем спросил:

— Ты торопишься?

— А че?

— Интересный ты человек, поболтать с тобой хочу… — Он притормозил у обочины. — Не возражаешь?

— Ну давай поболтаем, — хмыкнул Христос, пульнув «бычок» в кусты. — А о чем?

— О женщинах.

— Неинтересно.

— Почему?

— Я импотент.

— А мы не о твоих говорить будем…

— Я о них вообще разговаривать не хочу. Это как в анекдоте про станки. Знаешь такой?

— Нет.

— Красавица приехала на юг. День лежит на пляже, два лежит, неделю лежит, на мужиков ноль внимания. Один не выдержал — подошел, спрашивает: «Почему вы, такая молодая-красивая, все одна да одна? Кругом столько мужчин!» Она ему: «Вы кем работаете?» Он: «Токарем». «Вот и представьте, приехали вы на море, а кругом станки, станки…» — Христос вытянулся на сиденье, закинул руки за голову. — Для меня бабы все равно что станки для токаря… Неинтересно!

— А о чем интересно?

— Н-у-у, — выдал он любимое междометие. — Не знаю… Я ваще говорить не люблю. Только курить и рисовать.

— Ты рисуешь?

— Маленько…

— Я тоже.

— Да?

— Когда-то учился на архитектора.

— А я на художника-реставратора. — Христос сбросил кеды и почесал большим пальцем одной ноги щиколотку другой, но после не стал обуваться, так босым и остался. — Церкви всю жизнь реставрировал, иконы, фрески писал… Толька тезка не оценил моих богоугодных трудов — скинул меня с высоты двухсот метров…

— Как скинул?

— Обыкновенно! Я на лесах стоял, фасад расписывал, а он взял меня и толкнул…

Андрей покосился на собеседника с сомнением — обкурился или просто ненормальный, — а Христос, заметив его взгляд, рассмеялся:

— Да не боись, не кукукнутый я! Тезка из гипса был. Фигура такая в полный рост. Мы храм на деньги одного нового русского реставрировали. А они ж любят, чтоб все бога-а-ато было. Вот и велел храм статуями украсить. Самую главную когда поднимали, веревка сорвалась, и гипсовый боженька меня своим перстом по тыкве долбанул… Я вниз и кувыркнулся. — Он стукнул себя указательным пальцем в лоб. — А в память о божьей милости вот этот шрам остался — говорят, я, когда свалился, лбом о лежащую на земле (ее еще поставить не успели) церковную ограду приложился. А она вся была крестиками украшена.

— Тогда ты чуть не умер?

— Не-е. Тогда я только переломался сильно. Лежал, как мумия из фильма, весь перемотанный, и думал, что ж за несправедливость — я на него всю жизнь горбачусь задарма, а он меня перстом! Обиделся я, короче, и больше к церквям ближе чем на десять метров не подхожу…

Христос замолк и вновь полез за папиросой. Пока он раскуривался, Андрей досадовал на себя за то, что позволил увести разговор в сторону от живописи. Тогда можно было бы показать альбом Кары, а там…

— Что у тебя за альбомчик на заднем сиденье лежит? — спросил Христос, ткнув большим пальцем за спину.

— Я его всегда с собой вожу, чтобы зарисовать интересное… Другие фотографируют, а я рисую… Хочешь посмотреть?

— Ну давай.

Андрей дал. Христос начал листать, внимательно вглядываясь в рисунки.

— Врун ты, парень, — сказал он, дойдя до середины.

— Почему?

— Или ты не учился на архитектора… — Христос бросил альбом на колени Андрею, он оказался раскрытым на странице, где Кара запечатлела кандидата в президенты господина Архипенко. — Или не ты рисовал эти портреты.

— С чего ты взял?

— У автора есть талант, но нет школы. Выпускник архитектурного института не мог так нарисовать.

— Ладно, поймал… Это не мои работы…

— А чьи? Этому человеку надо позаниматься с педагогом — он может стать отличным художником. — Христос, склонив голову набок, посмотрел на портрет. — Ты знаешь этого чувака?

— Видел по телику…

— Голову даю на отсечение — вор.

— Политик.

— Вот я и говорю… — Он перекатил во рту свою капсулу, сунул за щеку, почмокал, как конфеткой. — Удалось художнику нутро передать. Вроде рожа благостная, а глаза змеиные… На фотке такого не увидишь.

— А что скажешь про эту девушку? — спросил Андрей, перелистнув страницу и подсунув Христу портрет Даши. — Кто она?

— Шлюха, — тут же ответил тот.

— Это ты тоже по глазам понял?

— Нет, просто я ее знаю.

— Знаешь? — еле сдерживая нетерпение, переспросил Андрей. — Откуда?

— Да так… Встречались.

— Где можно с такой красавицей повстречаться, не подскажешь?

— Нет.

— Секрет фирмы?

— Вот именно.

Христос замолк, сложив губы в таинственную улыбку Моны Лизы, Андрей тоже безмолвствовал — он не знал, что сказать, не знал, что сделать… Планируя вчера эту встречу, он думал припугнуть рабокурьера (пушкой или Лютым), а теперь понял: пугать человека, у которого за щекой вместо «тик-така» капсула с ядом — бесполезно.

— Ну что, парень, тупик? — хохотнул Христос, задорно сверкнув большими карими глазами. — Не знаешь, что еще придумать? Плохо подготовился, значит…

— Я не…

— Я тебя сразу раскусил, как только увидел. — Он подтянул ноги и уселся по-турецки, выставив на обозрение свои грязные пятки. — Ты бы хоть машину сменил и прикид, артист! Разве можно поверить в то, что человек в «Армани» и на «Мерседесе» у Эда на посылках? — Христос высунул язык, поиграл капсулой, как бы напоминая о ней. — Про нее я тебе рассказал, чтобы ты время не тратил на угрозы! Меня не запугаешь.