Юлия Латынина - Стальной король

Пока Денис пялил глаза вослед другу детства, освободившееся после «тойоты» место тут же заняла чья-то «ауди». «Ну прямо как на Старой площади!» выругался про себя Денис.

В конце концов он пристроил машину напротив засаженного настурциями газона и прошел под козырек. У стеклянной двери скучала охранница с автоматом, проводившая удостоверение Черяги равнодушными глазами. На втором этаже секьюрити была не в пример прилежней: за аркой металлоискателя дежурили два омоновца, объяснившие Черяге, что ему нужен пропуск, а для пропуска необходимо позвонить секретарше Извольского.

Черяга пожал плечами и потянулся к телефону, который стоял тут же на тумбочке близ металлоискателя, но омоновец убрал телефон и объяснил:

— Это служебный. Идите звоните снизу.

Внизу, как помнил Черяга, стояли телефоны-автоматы, и жетонов для автоматов у Черяги не было.

Денис цапнул телефон и возмутился:

— Я сотрудник прокуратуры!

— А я сотрудник милиции, — гордо парировал омоновец.

И неизвестно, чем бы кончилась их перепалка, если бы в этот момент роскошная, светлого дерева дверь в дальнем конце коридора не отворилась, и в ней не показался тот самый человек в светлом костюме, который обогнал Черягу У Юргичей.

— Вячеслав Аркадьевич! — закричал Черяга.

Человек подошел к арке металлоискателя. За ним, как плотвички за щукой, побежали двое помощников с листочками в руках.

— Что такое? — спросил Извольский.

Ему было едва за тридцать, но из-за привычки к власти и к хорошей пище он выглядел куда старше: круглое и белое, как яичная скорлупа, лицо венчало заплывшие жиром плечи, и весь облик Извольского удивительно отвечал неофициально заработанной им кличке: Сляб.

— Вот, рвется к вам, — почтительно объяснил охранник, подавая Извольскому красную книжечку. Извольский прочел удостоверение, кивнул и отрывисто сказал:

— Проходите.

Кабинет Извольского был пуст и огромен: дубовый стол, заваленный бумагами, изгибался наподобие подковы, и с одной стороны к нему был приставлен столик поменьше, для посетителей.

Извольский, впрочем, к столу не пошел, а расположился в одном из мягких кожаных кресел, окружавших низенький кофейный столик в углу, бросив на ходу заскочившей в кабинет секретарше:

— Вера, сообрази нам чего-нибудь. Черяга опустился в другое кресло.

— Чем могу служить нашему столичному правосудию? — с некоторой иронией осведомился Извольский.

— А почему у вас слово «правосудие» вызывает такую насмешку? — немедленно спросил Черяга.

— А потому, Денис Федорович, что убытки моего завода от этой забастовки составляют уже пятнадцать миллионов долларов. И когда я заявил нашему областному прокурору, что собираюсь подать на шахтеров в суд, он в ответ закатил мне истерику и пообещал с моим заводом разобраться.

— Ну, в общем-то, я понимаю прокурора, — сказал Черяга, — еще ему вашего иска для полного счастья не хватало.

— А вы знаете, что этот прокурор — свояк гендиректора «Чернореченскугля»? И что сын его возглавляет фирму, которая получила от предыдущей администрации квоты на вывоз угля из России?

— Какие квоты?

— Квоты для оплаты региональной программы сотрудничества с фирмой «Лира». Фирма нам поставила оборудование на двести миллионов долларов. Для молокозаводов и прочих народохозяйственных объектов. Под гарантию федерального правительства. Чтобы оплатить оборудование, администрация вывозила через частные фирмы причитающийся ей в качестве налогов уголь. Вывезли на четыреста миллионов долларов, и все они за рубежом пропали. Оборудование поставлено. Лежит под кустом и гниет, и использовать его решительно невозможно, потому что оборудование это было сделано только что не в прошлом веке. Итого имеем: четыреста миллионов на чьих-то счетах, списанные станки, проданные России по сумасшедшей цене, и долг России за эти станки в количестве 200 млн. дол. Долг, который будем выплачивать все мывы, я, и мой завод. Вы думаете, эту штуку без ведома прокурора провернули? Или, если уж на то пошло, без ведома губернатора?

— А у вас документы по этому поводу есть? — спросил Черяга.

— А что документы? Вы следователь, вы и ищите. Поднимите договор с «Лирой», постановления губенатора о квотах, жалобы «Лиры» неоплату продукции… Только вы не будете этим заниматься.

— Почему?

— А потому что уже и без вас занимались. Знаете, сколько раз проверяли «Чернореченскуголь»? Последняя проверка областного КРУ аж две недели назад закончилась. Ничего, знаете ли, не нашли.

— Понятно. И поэтому, не имея возможности действовать законными методами, вы прибегли к незаконным.

— Что вы имеете в виду?

— Расстрел пикета.

— С чего вы взяли, что я имею к этому отношение?

— Это не я так считаю, а чернореченский мэр. Он приписывает покушение вашим подручным бандитам.

— Бред собачий, — сказал Извольский, — у меня нет подручных бандитов.

— Вы знаете, что вчера вечером покалечили охранника чернореченского мэра? И чуть не убили его самого?

— А вы знаете, что в этого мэра стреляли еще два месяца назад, когда ни о каких пикетах не было речи? Тоже я? Вы хоть знаете, что такое чернореченский мэр? У него раньше была сеть магазинов «Арика», так когда он к власти пришел, все эти магазины льготный кредит от городской администрации получили. Курочкин держал четверть торговли в городе, а теперь держит четыре четверти. Знаете, сколько народу его из-за этого хочет загасить? Кстати, об этом кредите в газетах писали. Тоже налоговая полиция приезжала — и тоже ничего, представьте себе, не нашли.

— Спасибо за информацию насчет мэра, — согласился Денис, отметивший про себя, что «газеты писали» о мэрском кредите не иначе как с подачи Извольского, — но проблема в том, что киллеры рассуждали с ним как раз о забастовке.

— И что? Это, извините, называется алиби. Кто убил мэра? «А вон те, которые против забастовки».

— И опять же-таки. Мэра еще не убили. И он сам полагает, что дело в забастовке.

— Он полагает? — расхохотался директор. — Это он вам, извиняюсь, очки втирал. Простите, запамятовал, как вас зовут?

— Денис.

— Так вот, Денис, у меня с господином Курочкиным отношения исторически не сложились. Не сошлись характерами на почве одного внесенного господином Курочкиным законопроекта, каковой законопроект предполагал обложить металлургические предприятия области 5-процентным налогом с выручки на нужды шахтеров.

— Он что — депутат областного собрания?

— И он депутат, и я депутат, и мне кучу денег пришлось потратить на то, чтобы этот закон зарубили.

— А шахтеры как же?

— Вы знаете, Денис, я плачу налоги. Я плачу тридцать пять процентов от прибыли. Четыре процента выручки. [3] Мы обращаем внимание читателя на то, что 4 % налогов с выручки (2,5 % в дорожный фонд и 1,5 % на содержание жилья) взимаются не с прибыли предприятий (т. е. не с разницы между доходами и расходами) а просто со всех тех сумм, которые поступают на счет предприятия. Иначе говоря, если предприятие работает. Двадцать процентов НДС.