Галина Романова - Черт из тихого омута

А тогда кто?

Ее родители затеяли с ней этот разговор не из простой блажи, она это знала. Отец был сильно озабочен тем, что они с мамой на сей раз уедут вместе, причем надолго. Забрать с собой дочь пока не представляется возможным. Оставить одну они ее тоже не могут. Посему пришла пора выдать дочь замуж, чтобы жила она без них под защитой и опекой верного супруга. Игорек, по их понятиям, подходил на эту роль как никто другой. Но по ее понятиям так не выходило. А посему…

— А посему, дорогая! — строго молвил ее отец спустя пару часов после ее истерики. — У тебя ровно месяц на то, чтобы представить нам твоего избранника! Еще месяц на то, чтобы оформить ваши отношения. А там… А там мы с мамой уедем.

— Но папа!.. — попыталась возразить ему Соня дрожащим от возмущения и обиды голосом.

Никогда прежде с ней так не разговаривали. Никогда не требовали принимать никаких решений, все решая за нее. Ей было так удобно, и она никогда не роптала. Родители знали, в какой институт ей идти учиться. В какую фирму идти работать. Они бы и замуж согласны выдать ее без ее участия, если бы это было возможным.

А Соня вдруг возьми и взбунтуйся…

Выходные прошли в напряженной, натянутой обстановке. Не было любимых всеми вылазок за город. Семейный воскресный обед прошел в полном молчании. Приготовления к Сониному дню рождению скомкали до самого скромного предела. Объяснения были все теми же. Если дочь не хочет выходить замуж за Игоря, значит, не следует звать его семью в гости. Если не звать их, значит, и других тоже. А значит, и торжеств по этому поводу не будет. Все предельно скромно, по-домашнему.

Все рушилось. Рушилось с небывалой скоростью и отчаянным треском. Так, во всяком случае, казалось бедной Соне Перовой, послушной милой девочке, дожившей без горя и печали до двадцати пяти лет. Никогда, ни в одном кошмарном сне ей не могло привидеться то, что ее родители создадут враждебную оппозицию и будут с таким напором давить на нее.

— Ты что же, думала всю жизнь прожить в одиночестве? До какого возраста ты планировала оставаться одной? — с горечью воскликнул ее отец, когда в канун понедельника Соня попыталась немного разрядить обстановку в доме. — Я понимаю, что так тебе удобно, дорогая, но это же противоестественно! Человек не может оставаться одиночкой. Родители не вечны, а что будет с тобой, когда нас не станет?

— Где гарантия, что мне повезет, как вам с мамой? — пыталась Соня выдавить из себя кислые примирительные улыбки.

— Вот поэтому Игорек…

И снова здорово! И опять нудные разговоры о том, какой он надежный и благовоспитанный, к тому же обеспечен материально и имеет хорошие корни. И все в таком же духе…

Кончилось все тем, что в понедельник, то есть первого ноября, в день своего рождения, Соня ушла из дома, не дождавшись родительских поздравлений. Она бы, конечно, их услышала, уходи она из дома в обычное время. Но это был день ее командировки, выезжали они еще затемно, поэтому она из вредности не стала родителей беспокоить и требовать к себе внимания. Тихо оделась, стараясь не производить лишнего шума. Взяла термос с бутербродами, приготовленный мамой с вечера. И выскользнула из дома, еле слышно хлопнув за собой дверью.

Она вышла из подъезда с аккуратным кожаным рюкзачком за плечами и папкой с бумагами под мышкой. Постояла на ступеньках и, заметив служебную «Волгу», моргнувшую ей дважды фарами, поспешила к машине.

Соня быстро шла, пытаясь побороть неприятную горечь в душе от непривычно начавшегося дня. Ее дня! Дня, который она всегда ждала большую часть года. Потом она внезапно подумала о том, что так, как было раньше, уже, наверное, никогда не будет. Все изменилось. Изменились ее родители, она сама, и изменилось все то, что ее окружало прежде. Белый свет не померк от этого, нет. Краски просто стали резче и грубее, утратив привычную мягкость полутонов. Ощущение было таким, будто ее вышвырнули нагой в белый свет, сорвав с нее посреди ночи теплое пуховое одеяло. И ощущение это, поначалу заставившее ее испуганно встрепенуться и растеряться, начало вдруг будоражить ее воображение.

— Ну и пусть! — сердито обронила Сонечка, бросив обиженный взгляд на окна родительской спальни. — Ну и пусть!..

Она еще не знала, выезжая со двора, что только что подвела жирную черту под своей прежней спокойной и размеренной жизнью и шагнула в бездну новой — полной опасности, лжи и предательства…

— Кажется, все! — Соня еще раз сверила по накладным количество коробок, устроенных на заднем сиденье и в багажнике. — Теперь можем ехать. Как думаете, до темноты успеем?

— Как дорога, — философски изрек водитель. — Можем успеть, а можем и не успеть…

Соня недоверчиво покосилась на флегматичного малого, который за весь путь не произнес и десятка слов, села с ним рядом и, как только машина тронулась, прикрыла глаза. Спать ей совсем не хотелось. Хотелось подумать, может, немного помечтать. О сегодняшнем вечере, о подарках, которые ее будут ждать дома. О том, что родители ее наверняка измучились от угрызений совести за собственный эгоизм. Замуж, видите ли, им приспичило ее отдать. Подумать только! Им нужно уехать, а она из-за этого должна лишаться свободы. Устроили тут матриархат, понимаешь. Когда захочет и за кого захочет, тогда и выйдет.

А захочет ли?.. Соня обеспокоенно заворочалась на сиденье. Может быть, в родительской озабоченности и есть что-то резонное? Возможно, они и правы…

— Эй, проснись, что ли!..

Кто-то настойчиво тряс ее за плечо и орал в самое ухо. Соня открыла глаза и поразилась сумеркам, надвинувшимся на стекла их служебной «Волги». Кажется, она все-таки уснула.

— Мы что, уже приехали?

— Да если бы! — озабоченно пробормотал водитель. — Где-то впереди крупная авария. Стоим уже с полчаса. Ты бы это…

— Что? — Соня видела, что он от чего-то смущается.

— Тут место одно метрах в пяти… Я там всегда останавливаюсь для наших… Склад там какой-то, что ли, заброшенный, я не знаю, но всегда там торможу, когда попросят.

— Так я не прошу, — все еще никак не могла понять Соня, что ему от нее понадобилось.

— Ну, как хочешь! — вдруг непонятно с чего вспылил немногословный водитель. — Не просишь, значит, не просишь! А когда попросишь остановиться, я не остановлюсь! А битые машины еще, может, часа через два разгребут! Сиди, коли тебе еще не приспичило!..

Тут только до нее наконец дошло, отчего он так смущен и озабочен одновременно. Она коротко улыбнулась и примирительно пробормотала:

— А далеко до этого вашего места, где вас все просят остановиться?

— Да нет, — водитель вытянул вперед руку и ткнул в левый край ветрового стекла. — Видишь, посадка кончается?

— Вижу.