Галина Романова - Осколки ледяной души

Она чуть не спросила: как я его узнаю, но вовремя спохватилась. Ее история, представленная Верочке, гласила о неразделенном чувстве, так что знать Верещагина в лицо она должна была обязательно. Знать, любить и желать заключить в объятия.

— Я сказала ему всю правду! — торжественно изрекла Верочка. — Что у тебя проблемы с мужем. Что ты влюбилась в него с первого взгляда. И что страдаешь и ночей не спишь.

— И он согласился со мной встретиться и утешить меня? — не поверила Шурочка, вильнув от глубокой ямы в сторону, и тут же поймала в зеркале знакомое очертание заляпанной грязью иномарки. Поймала и тут же занервничала.

— Ну… Может, не утешить, я не знаю… — Верочка замялась, но потом тут же нашлась и застрекотала швейной машинкой:

— Ты же страдаешь! Он же не зверь какой-нибудь! Согласился на встречу в кафе. Поедешь?

— Уже еду, — успокоила ее Шурочка, потеряв в зеркале страшную машину, что следовала, оказывается, за ней по пятам и совсем не собиралась отставать. Кто бы это мог быть, интересно? — Он хоть один будет или со своей подружкой?

— Издеваешься? Конечно, один! Он еще спросил, как тебя узнает? Ну, я и говорю ему, что, в отличие от вас, она, то есть ты, жгучая брюнетка! — Верочка понизила голос до томного клекота:

— И высокая, под стать вам, говорю. Одета, говорю, эффектно. Он-то, Сашунь, не пугайся, в растянутом свитере будет бледного горчичного цвета и брюках по щиколотку. Ну, да ничего. Приоденешь…

И Верочка погнала всякую ерунду о том, как станет Шурочке хорошо и бесхлопотно жить с Верещагиным. О том, какой он весь из себя хороший, без претензий и вредных привычек. И еще о том, как станет любить ее — Шурочку — и уж изменять точно не будет. Вопрос с изменой бывшей жене, теперешней его женщине — Веронике Верочка плавно обогнула, увлекшись идеей вернуть себе Генку.

— Сука! — с чувством выругалась Шурочка, бросая мобильный на соседнее сиденье.

Ей вдруг сделалось так противно, так муторно от общения с бывшей гражданской женой своего мужа, что из души на какое-то время исчез холодок страха, вызванный грязной иномаркой, следовавшей за ней по пятам.

Идти на встречу с Верещагиным отчаянно не хотелось. Ей вроде бы все стало понятно с ним и с его ролью в этом деле. Но сходить все же следовало. А ну как всплывет что-нибудь новое. Что они все вместе упустили.

Итак, Верещагин должен быть высоким блондином в старых коротких брюках и вытянувшемся свитере бледного горчичного цвета. Заходя в кафе, Шурочка искренне надеялась, что второго такого экземпляра здесь не окажется. Перед этим она долго сидела в машине и просматривала площадь перед кафе. Все ждала ту машину, что вздумала конвоировать ее сегодня. Иномарка как сквозь землю провалилась. Ну и пусть! Может, им и правда сегодня по пути, и ничего она даже ее не преследует! Вряд ли, конечно, но всякое бывает…

Верещагин сидел у окна и строго смотрел на нее в упор. Как только Шурочка вошла, так прямо сразу и наткнулась на этот острый, осуждающий взгляд и сразу поняла — он.

Верещагин и правда оказался блондином, высоким, и наряд соответствовал Верочкиному описанию. Когда-то Саша, наверное, походил на Есенина, почему-то подумалось ей, но время основательно свело на нет это сходство. Сейчас Верещагин производил впечатление не очень удачливого и совсем неухоженного холостяка средних лет. И еще ей подумалось, что Татьяне очень повезло, что удалось от него избавиться. Ведь у нее теперь есть Степа. А Степа — он такой…

— Здрасте, — буркнула Шитина, присаживаясь за его столик. — Верещагин?

— Да, а мне сказали, что вы будто бы… — Ее вопросу он удивился и тут же затеребил сильно растянутые обшлага рукавов. — И я согласился встретиться лишь для того, чтобы сказать вам — нет.

— Успокойтесь, мужчина. — Шурочка насмешливо смерила его с головы до того места, что упиралось сейчас в край стола. — Мой интерес к вам сугубо деловой.

Верещагин выдохнул с таким облегчением, что едва не опрокинул ополовиненную чашку с кофе, стоящую на столе перед ним.

— Что-нибудь выпьете? — опомнился он. — Вас ведь Александрой зовут? Мы с вами в каком-то роде тезки!

— Я за рулем, Саша. Пить не буду. Времени нет и желания. У меня к вам несколько вопросов. Вы на них отвечаете. И я исчезаю из вашей жизни так же внезапно, как и появилась. Идет? — Шурочка закинула ногу на ногу и подмигнула паре молодых парней за соседним столиком, пялящихся на нее без стеснения.

— Это смотря что за вопросы, — заартачился вдруг Верещагин, уловив ее игру глазами и почувствовав себя уязвленным. — Вообще-то я не обязан…

— Мне конкретно — ничем не обязаны.

Шурочка дождалась официанта и заказала омлет, ветчину, кофе и пирожные. Игра в детектива притупила похмелье, зато обострила аппетит. Или похмелье Генкино зелье сняло. Надо бы узнать у него, что за дрянью он поил ее этим утром. Может, еще пригодится.

— Вы обязаны многим своей жене, — проговорила она, набрасываясь на еду. — Потому я и здесь.

— Тане?! Я? — Верещагин даже поперхнулся, успев глотнуть перед этим кофе. — Чем же, господи?! Я оставил ей квартиру! Влез в кабалу с кредитом. Теперь стану всю оставшуюся жизнь выплачивать. Не достаю ее телефонными звонками, визитами, забрал себе дочь, и я же еще ей и обязан?! Вы, Сашенька, что-то не то говорите.

Омлет был чудо как хорош: золотистый, рыхлый, размером с хороший детский кубик. Именно такой, как она и любила. Ветчину нарезали тоже умело, тоненько, не раскрошив. Кофе пах чудесно, пирожные мозолили глаза мармеладными вишенками и воздушной горкой крема. Стоило ли отвлекаться на какого-то Верещагина, противного в сущности мужичонки. Прожить с женой всю жизнь и даже не проникнуться пониманием ее проблем! Даже не спросил об их сути, сразу начал открещиваться…

— Вы стащили на работе диск с компьютерной программой, — брякнула Шурочка с набитым ветчиной ртом; ей надоело делать реверансы и приседания перед ним — противным, и она решила с ходу брать быка за рога. — И у Тани теперь из-за этого проблемы. Вы — вор, а она страдает.

Верещагин вытаращил на нее голубые глаза в обрамлении выцветших светлых ресниц. И пару минут не мог ничего сказать, лишь безмолвно открывал и закрывал пухлогубый рот. А потом рассмеялся. Тихо, мелко и противно.

— Я? Вор? Это она вам сказала? — Верещагин заметно расслабился и смотрел теперь на Шурочку со снисходительностью и облегчением. — Конечно, она. Все не может мне простить того, что я ее бросил.

— Разве вы ее бросили, а не она вас? — совершенно искренне изумилась Шурочка, никогда бы не подумала, что такого типа можно терпеть всю жизнь и не лелеять мечту когда-нибудь от него избавиться.

— Я, я. — Верещагин самодовольно ухмыльнулся. — Нашел себе молодую, без таких железных принципов, как у Татьяны.