Ольга Тарасевич - Чеченский угол

Но это потом, случайно, к слову говоря.

Тот, кто отдает приказы.

Как все просто. Конечно. Безусловно. Генералы, и только они. Какие, на хрен, отцы-командиры. Убийцы. Гонят табун голодных, перепуганных, не умеющих толком стрелять детей. Знают, что на убой. И все равно гонят. Через трупы – к звездам на погонах. Через кровь – на новые должности. Как мальчишки, сметают армии солдатиков, а солдатики-то живые, им больно, у них матери и отцы, и тем тоже больно, а этим наплевать. Только пятеро было на всю огромную матушку-Россию. Которые отказались вести войска в Чечню. Десятки, сотни других – согласились. С радостью. Еще и локтями друг друга отпихивали. Как свиньи у корыта. Свиней понять можно. Жрать хотят. Этих – ни понять ни простить нельзя. Не на крови невинно убиенных славу надо зарабатывать.

Убить. Сколько сможет – столько убьет. Пока силы будут. Это не за Юру. Не за папку. За них уже сполна заплачено. За гробы, которые шли и идут в Россию. За серебристый пластик – мальчики, мальчишечки, все, что собрали. И за то, что не собрали – лежит в братских могилах, изгрызенное собаками, прикопанное спустя рукава.

Мальчики, мальчики. Стриженые головы, первая щетина, не целованные губы, руки грязные, бинтами связанные, штаны окровавленные, бушлаты истрепанные, сапоги рядом, на носилках. Мертвые. Дай Бог силы вашим матерям, которые вас рожали, растили.

Дай Бог силы мне – чтобы за вас отомстить…

Не найдут. Не просчитают. Никогда. Была оставшаяся от бабушки квартира. Сдавалась за неплохие деньги. А стали стволы. Точная копия личного служебного оружия. Пистолет Макарова, «Винторез». Меняла накануне поездок. От «подпаленных» стволов избавлялась, покупала новые.

Номер один. Егор Михайлов. Экспромт. Успела выяснить, по какой дороге проедет кортеж, заняла позицию, ушла без проблем. Очень хорошо.

Номер два. Геннадий Алпеев. Тщательная подготовка. А что вы думали, генералы – только чужих детей под пули бросать? Ни фига. Но – долго перебирала кандидатуры, выбрала из генеральских сынков самого мерзкого. Даже познакомиться пришлось. Замуж звал, наркоман конченый. Пристрелила в упор из пистолета, он так ничего и не понял, под кайфом был. Все по плану. Папочка не пережил. Больно, когда дети умирают, больно ведь, да?!

Номер три. Александр Волков. Тщательная подготовка. Газетки перед командировкой почитала и поняла: будет митинг, наверняка поставят в оцепление, генерал в числе ораторов. По плану просчитала – более бестолкового места для митинга (как обычно) подобрать сложно. Заняла позицию. Прикинула, чтобы с соседних крыш не просматривалась. Прицелилась… И поскорее выстрелила. Там в доме напротив еще один стрелок залег. Но не успел. Только ее генералы, только ее.

Номер четыре. Сергей Соловьев. Экспромт. Ужасающий, кошмарный. Телефон тогда не схватывал. Спецтехники нагнали кучу, мобильные частоты глушат. Волновалась, как там брат в Москве. Отправилась в штаб. Позвонить. Толстый слизняк, замотан вокруг лысины клок черных волос, а росточку в нем – по плечо, не больше. Штурм бы лучше продумывал. Нет, блин, еще и трахнуть захотел. Она и не отказалась. Но живучий, гад. В висок стреляла – а он еще жил пару часов, все за этот мир цеплялся. К счастью, не зацепился.

Номер пять. Федор Иванов. Тщательная подготовка. Специально шла в первых рядах. Заняла позицию. Как такого не убрать? Да вся его операция – чистейшей воды авантюра. Это чудо, что их с «россиянами» в горах не перемочили. А Лика как выжила – уму непостижимо.

С Ликой все сложно. Еще немного – и все поймет. Догадается. Страх? Нет. Все самое страшное уже случилась, бояться больше нечего. За брата можно не волноваться. Государство, родина, официальные учреждения – вот этому веры нет. А на братишек можно положиться. Помогут, не забудут. Но… остановиться? Остановиться самой или остановить ее? Ее. Громко назначившую Лопате свидание в кафе на Тверской. И все-таки медлила. Беззащитный светлый затылочек в прицеле, каждая прядка видна, ветерок играет локонами. Тянула. Откладывала. Собралась с духом и… первый раз закрыла глаза. Когда открыла – уже краснел белый Вовкин свитер, а Лики не было, он ее собой закрыл.

Надо довести задуманное до конца. Тем более – раз Лика сказала Диме… то есть Дмитрию Александровичу, что обо всем догадалась.

Вот и не верь после этого в ангелов-хранителей.

У Лики – есть. У нее – был. Но, наверное, улетел. Вот и все. Пора…

– Значит так, Лена, – прервал паузу Дмитрий. – Заколебала ты молчать. Поэтому слушай сюда. Пункт номер один. Вон на х… из отряда. Пункт номер два. Ментам я тебя сдавать не стану. Пункт номер три. Лика с Лопатой будут молчать. Захочешь их мочкануть – я ж тебя, ты понимаешь, из-под земли достану. Пункт номер четыре: дура ты, Ленка. Просто дура!

– Дура! Согласна! – Лена бросилась командиру на шею и залилась слезами. – Дима… То есть Дмитрий Александрович… Папа… Юра…

Дмитрий брезгливо отодвинулся:

– Не разводи сырость. Не люблю. Все, пошла вон. До города сама добирайся, видеть тебя не хочу.

– Подожди, у меня в машине аптечка! – прокричала Лика. Она выбежала из дома и через минуту вернулась с бинтом.

– Тебе к врачу надо, – Вронская принялась неумело накладывать повязку, потом отчаянно взвизгнула: – Да помогите вы! Что смотрите?!

Лопата нехотя принялся бинтовать простреленный локоть Лены.

– Знаешь, – Лика развела руками. – А я почти все угадала. Правда, твой прообраз в книжке мстил за убитого любимого. Женская логика.

Лена облизнула пересохшие губы и хрипло произнесла:

– Ты прости меня. И ты, Вовка, и вы, Дмитрий Александрович. Нет, Лика, это не женская логика. Это угол. Когда тебя загоняют в угол – остается лишь один выход. Мне не стыдно. Мне хорошо. Потому что то, что я сделала – оно правильно. И все вы это знаете.

Любит. Не любит. К сердцу прижмет. К черту пошлет.

Лика мысленно раздирала ромашку, гадая: какая судьба ждет ее новую книгу.

Иногда казалось: шансов на издание нет. Там слишком многое переплетено: боевые действия и множество смертей, Чечня, Москва, трещат выстрелы и комок подступает к горлу. Слишком больно. Слишком страшно. Нарушены все каноны жанра. Совершенно не похоже на то, что писалось ранее. Она уже в корзине – ее выстраданная книжка.

Но когда отчаяние пикировало так низко, ниже некуда – Лика вспоминала, как исчезала перед своим компьютером. Ее не было. Только яркий свет, придающий силы. Ему невозможно противиться. Он заставлял идти вперед, и… когда она возвращалась в этот мир, на экране монитора уже оказывался текст. Очень странные ощущения. Конечно, она, кто же еще заполнил белый лист строками. Похрапывает в спальне Пашка, а кроме них двоих в квартире никого нет, так что больше просто некому…