Алексей Петров - Черный Гиппократ

Она положила трубку, задумалась над листком бумаги:

— Во сколько вы ее подобрали?

— Часа в два, — Башкиров выбросил окурок на улицу, в темноту, прикрыл дверь.

Врач приемного покоя взглянула на часы:

— Двадцать пять минут…

Вернулась санитарка с пустой каталкой, принялась влажной тряпкой оттирать с каталки кровь.

— Ну, что, тетя Клава? — спросила врачиха, продолжая писать.

— Сразу в операционную повезли. Да, боюсь, не доживет до утра…

— Почему? — с интересом посмотрела на санитарку врачиха.

Санитарка мрачно пожала плечами.

Башкиров оставил сопроводительный лист и вышел. Снаружи послышался шум заработавшего двигателя, мелькнул за окном свет фар и высветил отвесно падавшие струи дождя.

— Потому что Башкиров… — сказала, вздохнув, санитарка.

— Что Башкиров? — не поняла врачиха.

— Вы же спрашивали — почему?

— Ну!..

— Не доживет до утра, потому что ее Башкиров привез, — объяснила санитарка. — Есть примета такая: если Башкиров привез, — то, считай, труп…

— Да? — брови врачихи поползли вверх. — Действительно… Бывают же такие невезучие, как Башкиров!..

Тем временем машина «скорой помощи» разворачивалась во дворе. Свет фар вырвал из темноты закрытые ворота больничного гаража, старую беседку с обвалившейся штукатуркой, сквер, фасад больницы — высокое крыльцо, колонны, большие дубовые двери. Сверкнула бронзой табличка на стене:

«Санкт-Петербургский горздравотдел,

Клиническая больница № 66…»

Рядом с номером 66 каким-то озорником была нацарапана третья шестерка…

Развернувшись, машина «скорой помощи» выскочила из ворот, помчалась по мокрой улице и быстро скрылась в каком-то темном переулке.

Моросил мелкий дождь. Тяжелые тучи нависли низко над городом.

Владимир Михайлович Нестеров, высокий крепкий мужчина тридцати лет, стоял у окна своей комнаты и смотрел на улицу, на горящий под окном фонарь, на канал и мостик. Была удивительно темная ночь — из тех, что приходят, а вернее, падают на землю и придавливают ее поздней осенью. Вязглая липкая ночная мгла поселилась в окнах дома напротив, она медленно текла меж гранитных плит канала, под мостик и далее, она окутала православный храм, тот, что высился над каналом справа, она, казалось, пыталась проникнуть в саму душу…

Дом на берегу канала, почти напротив храма. Очень старый дом. Таких в Петербурге немало, такие тиражируют на открытках — для туристов. В таком вот доме когда-то жил Пушкин. Жили многие богатые и знаменитые люди, истинные сыны России, приносившие ей славу, величие и могущество. У них квартиры были по семь, по десять комнат с разделением по функциональному признаку. А потом пришли иные времена, и квартиры, и дома, и сам город стали общественным достоянием. Квартиры поделили на коммуналки, коммуналки разбили на клетушки, иногда и фанерными или бумажными стенами, с занавесками, а клетушки кое-где еще разделили на скворечники. Все это было, было… Но, кажется, утекло с водами канала в Неву, а может, в Лету…

У Владимира Нестерова была в коммуналке очень большая комната — метров сорок пять — с капитальными каменными стенами и тяжелой дубовой дверью, а может, кипарисовой — этого Владимир точно не знал. На двери были литые бронзовые ручки — настоящее произведение искусства. Правда, эти ручки давно никто не чистил, и они местами позеленели. Прежние хозяева комнаты были весьма престарелые люди, к ручкам на своей двери они давно привыкли и не видели в них ничего особенного, да и сил у них уже не было — регулярно надраивать ручки. А Владимир сюда только недавно, — пожалуй, с месяц, переехал. И ему было пока не до ручек… Комната была обставлена очень старой мебелью — явно еще дореволюционной — массивной, крепкой и тяжелой, не сдвинуть.

Стол, комод, диван, кресла, два книжных шкафа, платяной шкаф… Особенно был примечателен платяной шкаф — столь огромный, что в нем не только платья могли поместиться, в него с легкостью мог бы войти мотоцикл «Иж-Юпитер» с коляской. Когда Владимир впервые увидел этот шкаф, он поразился и долгое время размышлял над назначением сего предмета… Это же какой гардероб должен был быть у первого владельца платяного шкафа. В отличие от первого владельца у Владимира гардероб был небольшой: два костюма, несколько рубашек, джинсы и свитер.

В этой коммуналке были еще две комнаты. В одной жили пожилая женщина и ее внучка — Вика, совсем юная девушка. В другой… Других соседей Владимир даже не видел. Он только знал, что это молодая пара, которая работала в геологоразведке. Они по полгода не выезжали из Тюменской области…

Владимир Нестеров был коренной москвич, врач. Но так сложилась его судьба (а может, пока не сложилась), что он вынужден был многое изменить в своей жизни. Его брак со Светланой, казавшийся крепким, распался, едва они отметили восьмилетний юбилей. Они мечтали о детях, но Бог не дал детей. Бесплодный брак… Обследование показало: Светлана не может иметь детей. Владимир держался достойно и, возможно, ничего бы не стал менять в своей жизни, но Светлана настояла на разводе; она сказала: почему должны страдать двое? И она, наверное, была права: Владимир мог создать новую семью. Чувства, которые были, любовь, которая не умерла, при взаимности в расчет не шли. Иногда, чтобы создать новое, приходится разрушать немало старого… Разошлись по тихому, с горечью утраты, с сожалением. Не сложилось… Подали документы на размен квартиры. Размен был непростой. Однокомнатную квартиру в Москве Владимир уступил Светлане, а сам переехал в Питер. И вот — комната в коммуналке. Даже с мебелью и доплатой. И с хорошими соседями. В старом доме на канале с видом на православный собор. Именно в таком доме когда-то жил Пушкин. Юная прелестница Вика так и говорит: дом где-то неподалеку. Она даже обещает сводить к нему Владимира. И, возможно, уже сводила бы, но Владимиру все недосуг. А когда он мог бы позволить себе такую прогулку, Вики либо не было дома, либо к ней приходил Артур — паренек ее возраста и круга. У них, кажется, была любовь. Самая нежная — первая… Артур нравился Владимиру — хороший серьезный парень. Такие ребята — редкость в наши времена. И нравилась Владимиру Нестерову Вика — открытая добрая душа. Они дружили по-соседски… Конечно, в отцы Владимир Вике не годился, а вот в старшие братья — в самый раз. Он ей так и говорил. А она смеялась. Потом рассказала, что родители ее разошлись, когда она была совсем ребенком. Родители создали вскоре каждый свою семью, а маленькую Вику оставили бабушке. С каждым годом все реже…

Душа…

У Владимира тяжело было на душе. Осенняя ночная мгла, что текла по каналу, что окутала храм и мрачно смотрела из окон дома напротив, норовила поселиться у Владимира в душе. Все у него было плохо в последнее время: развелся с женой, которую любил… и жалел, оставил город, в котором родился и прожил долгие годы, оставил друзей, хорошую работу… Оставил все… И вот он здесь! Уже месяц в этом прекрасном, но все еще чужом городе, в коммунальной квартире, в комнате со старой мебелью, со шкафом-гаражом, в котором висят сиротливо два костюма, джинсы и свитер… Он ищет работу, но пока не находит — не находит работы по душе. То предлагают не то, то предлагают не столько, то слабая база, то главврач — напыщенный индюк и идти в подчинение к такому — то же, что подставлять голову под дамоклов меч… Отсюда масса отрицательных эмоций…