Алексей Петров - Черный Гиппократ

Йыги улыбнулся краешками губ, хлопнул длинными белесыми ресницами. Он сидел в расслабленной позе, вытянув ноги:

— Я не думаю, что это тот самый Метакса.

— Нет, конечно. Он из наших отечественных греков. Кажется, из Абхазии их выселили в Среднюю Азию.

А он поступил учиться в Москву.

Йыги кивнул:

— В Абхазии жило немало эстонцев. Несколько поселков — рыболовецкие колхозы. Теперь почти все вернулись на родину…

— Как поживает Таллинн? — Иванов плавно перевел беседу ближе к теме.

— О! Таллинн! — закатил Йыги к потолку бесцветные глаза. — Он расцветает с каждым днем.

Иванов улыбнулся:

— Все никак не привыкну, что в этом слове теперь, кроме двух «л» еще два «н».

— А я легко привык к «Санкт-Петербургу».

Йыги выпил, а Иванов тут же подлил ему еще коньяка.

Любуясь стожком сена в молочном озерце тумана, Иванов спросил: — Все хорошо?

— А что б я тут тогда сидел? — заметил Йыги далеко не с эстонскими интонациями (это была фразочка их общего друга Левы Перельмана — ныне Лева эмигрировал в американские Соединенные Штаты и говорил свою фразочку где-нибудь на Брайтон-Бич). — Дело нужное, все стороны в нем заинтересованы. Никого не приходится уговаривать. Поэтому, я думаю, затруднения не предвидятся…

— Вот и прекрасно! — выразил удовлетворение Иванов, а сам подумал, что не очень-то спешит его друг Йыги вытаскивать на свет пачку «зеленых» — быть может, Йыги полагает, что оттягивание этого момента придает ему большей значимости?

Иванов в который уже раз подумал, что однажды поставит Йыги на место — укажет ему пальцем: «Ты всего лишь курьер! И не оттягивай, будь любезен, приятных моментов!» Но перед этим Иванову нужно самому навести контакты — с той стороной. Договориться о расценках. Чтобы к рукам курьера не прилипало лишнее. А кто знает, сколько прилипает? Может, получается еще больше, чем у самого Иванова? Не спросишь ведь. А спросишь — не ответит. Соврет, подлый чухонец!..

Иванов подумал, что давно бы уж занялся наведением контактов, сам бы съездил в прекрасный город с двумя «л» и двумя «н», да не выкроить ему для этого времени — работы выше головы. Хорошей настоящей работы!..

Подойдя к камину, Иванов подбросил в огонь несколько душистых березовых поленьев — тяжелых сладких.

Йыги говорил ему в спину:

— Хотя есть небольшое, но, как я понимаю, важное, пожелание заказчика…

— Да… — повернул голову Иванов.

— Доноры должны быть славянского происхождения.

Иванов со знанием дела кивнул:

— Имеется в виду потенциал нации? Я читал об этом, — он вернулся на диван; на столике возле початой бутылки коньяка уже лежала толстая пачка сотенных банкнот, перетянутая небрежно — как-то наискосок — черной резинкой; левый глаз Франклина был этой резинкой прикрыт, будто повязкой, а другой глаз смотрел на Иванова иронически; Иванов с минуту решал, на кого же Франклин с повязкой больше похож — на Кутузова или адмирала Нельсона; решил, что все же на Кутузова и продолжил:

— Пожелание вполне понятное, и я, разумеется доведу его до низшего звена исполнителей. Но, думаю, в Питере это будет не просто… Ты же сам знаешь, сколько в нашем котле намешано: один из крупнейших перекрестков Европы. Да еще Азия под боком! Да угро-финнов — тьма. Хоть попой ешь!.. Не в обиду тебе будет сказано… У каждого второго карела русская фамилия. Каждый пятый карел — вообще Иванов…

— Уж просейте как-нибудь, — щеки Йыги от выпитого заметно порозовели. — Это даст нам основание поднять цены… А на деньги они, как видишь, не скупятся.

Иванов взял пачку, пролистнул ее и бросил обратно на стол:

— Это понятно! Мы же им не куриные окорочка шлем…

Часа полтора еще они попивали коньяк. За первой бутылкой на столе появилась другая. Йыги уже не любовался цветом, не наслаждался запахом, а «глушил» благородный напиток, дар солнечной Эллады, по-русски — махал рюмку за рюмкой, запрокидывая голову, заграничный лоск сошел давно, акцента прибалтийского — как не бывало; хлестал коньяк нормальный парень, можно сказать, свой мужик — бывший инженер с Кировского завода.

Говорили о том, о сем. Все больше о девочках. О политике говорить избегали, ибо оба опасались наткнуться на острые углы, и лукавить в вопросах политики друг другу не хотели.

Иванов все не приносил заветный контейнер. Решил с этим потянуть — как позволял себе тянуть Йыги с выплатой причитающихся денег. Наконец, потянув достаточно да еще выиграв блиц-партию в шахматы, Иванов посчитал себя отмщенным и принес для Йыги контейнер.

Расстались они очень тепло — едва не лобызаясь. Иванов даже поднес контейнер до «фольксвагена».

Длинноногий Йыги, пошатываясь, добрел до машины (изрядно набрался), сел за руль. На прощание хлопнул пару раз белесыми ресницами и плавно нажал педаль акселератора. Машина довольно уверенно развернулась и выехала на проселок.

Когда «фольксваген» исчез из виду, Иванов сплюнул:

— Чухонец хренов!

И вернулся в дом…

В доме Иванова ожидало развлечение. Разве это не развлечение — пересчитать деньги? А когда денег много — это уже большое развлечение.

И если давеча Иванов позволил себе, пролистнув пачку, небрежно бросить ее на стол, то сейчас взял деньги бережно. Полюбовался на пачку, даже взвесил ее на руке. Поскреб у Франклина меховой воротник. Усмехнулся. Плеснул в рюмку коньяка, но не выпил… Принялся считать, швырнув резинку в сторону камина.

У Иванова были ловкие пальцы. Тонкие и длинные. Хирургические пальцы. Помимо того, что они умели выполнять сложнейшие операции и выделывать замысловатые «штуки» — фигурки-кренделя, — они еще виртуозно обращались с купюрами. Купюры так и шелестели под ловкими пальцами Иванова, так и мелькали, сливаясь в бело-зеленую полосу. От этого мелькания даже как будто оживала ироническая физиономия Франклина. Франклин то будто вскидывал брови, то будто опускал их, то как бы шевелил губами. Иванову даже слышался его голос: «Хау мач даз зис джоб пей?» Что означало: «Сколько платят за эту работу?»

Иванов пересчитал деньги спереди назад, потом сзаду наперед, пришептывая при этом:

— Неплохо платят, дорогой, неплохо! Но могли бы и больше. Капиталисты — а забыли простой закон: чем больше вкладываешь, тем больше получаешь!

Он взглянул на часы, расправился с рюмкой, одним движением руки отсчитал (на слух!) пятнадцать сотенных и отнес их… в операционную. Потом поднялся в кабинет и спрятал пачку в сейф:

— Кое-что Блоху… Ну, а бисер сыпанем Башкирову и другим лопухам!..

Эуген Йыги был вовсе не так пьян, как выглядел, садясь в машину. Классическая уловка: хочешь притупить бдительность врага — прикинься пьяным или на худой конец больным.

Он ехал не спеша по направлению к городу. Руль держал левой рукой. Правая покоилась на контейнере, что стоял на сиденьи рядом.