Патриция Мойес - Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть?

— Но такой вопрос не встает, верно? Мама умерла.

— И все же я требую ответа.

Наконец к Уоррену Суошгеймеру вернулся дар речи. Он нервно произнес:

— Дэффи и я поженились бы в любом случае. И деньги тут ни при чем.

Генри удивленно приподнял брови и повернулся к Дэффи:

— Это действительно так?

— Я же не совсем нищий, и вам это хорошо известно, — добавил Уоррен. — Я управляю всеми европейскими филиалами бизнеса.

— Бизнеса вашего отца, — уточнил Генри. — Вы же не думаете, что он оставит вас на этом посту, после того как…

— Я найду себе другое место. И деньги тут не имеют никакого значения — вот что я могу вам сказать. — Очевидно, Уоррен не на шутку струхнул.

— В таком случае к чему такая конспирация? И зачем миссис Суошгеймер ждать, когда деньги будут перечислены на ее счет? — пошел в наступление Генри.

Дэффи и Уоррен быстро переглянулись, затем она неопределенно пожала плечами и заявила:

— Поскольку мама умерла, по-моему, было бы логично немного выждать, пока ее последняя воля будет исполнена, и уж потом…

— Понятно, — кивнул Генри. — Тогда другой вопрос. Когда вы узнали о том, что ваша мать болела туберкулезом во время войны?

— Чем она болела?! — Либо Дэффодил родилась превосходной актрисой, либо ее удивление действительно было искренним. — Не говорите глупостей. Мама всегда здорова… была здорова… То есть, я хотела сказать, она никогда и ничем не болела.

— Вы хотите меня уверить в том, что впервые слышите о ее болезни?

— Я уверяю вас в том, что вы говорите совершенную ерунду. Хотя правда и то, что мама старалась держать нас подальше от Фокс-Трота, когда мы вернулись из Канады. Но мне почему-то всегда казалось, что она просто не хотела видеть в своем доме стайку вечно смеющихся ветреных школьниц. На ее месте я бы поступила точно так же. Но что касается туберкулеза… Я вам не верю.

— Об этом знала ваша сестра Примроуз, — продолжал Генри. — Врачу леди Бэллок в сорок седьмом году удалось достать стрептомицин через доктора Дюваля. И это лекарство исцелило ее.

— Вот это да! — только и смогла вымолвить Дэффодил.

Несчастный и ошеломленный, Уоррен Суошгеймер снова подал голос:

— Что все это значит, Дэффи, ради Бога, просвети меня!

— Тебе лучше попросить об этом господина старшего инспектора, я сама ничего не понимаю.

— А что насчет шампанского? — не унимался Генри.

— А что с ним?

— Откуда его доставили? Кто, когда и где заказал его и как привез в Англию?

Все это начинало тяготить Дэффи.

— Чак вообще забыл о подарке, — объяснила она. — Мне пришлось напомнить ему. Потом, насколько мне известно, он дал поручение секретарю, чтобы ящик с вином ожидал нас в Дувре. Так и было. Мы погрузили его в машину и отправились в Фокс-Трот.

— Ящик был запечатан?

— Разумеется.

— Никто не мог открыть его и что-то сделать с вином?

— Перестаньте, — поморщилась Дэффодил. — Попробуйте что-нибудь нахимичить с бутылкой шампанского, а я на вас посмотрю.

— Тогда скажите, вы не заходили к Долли в комнату, чтобы попрощаться, когда покидали Фокс-Трот?

— Нет. Мне сказали, что она заснула.

— Кто сказал?

— Кажется, Примроуз. Нет, это была Вайолет. Помню, что она как раз выходила из комнаты Долли. Она казалась расстроенной и все время бормотала себе под нос: «Бедная, бедная Долли». Вай умеет из любой мелочи раздуть настоящую трагедию. Я сказала, что собираюсь с ней попрощаться, и тут вообще началась сценка из мелодрамы. Она вцепилась мне в руку и с надрывом начала уговаривать не заходить в комнату: «Нет-нет, Дэффодил… пусть эта бедняжка отдохнет… она спит как младенец…» Меня прямо затошнило. Хотя мне был даже на руку этот спектакль, потому что я тут же, без проволочек, спустилась к машине и была такова.

Генри задумался.

— А где сейчас Эдвард Дюваль? — спросил он через мгновение.

Брови Дэффодил изумленно взметнулись.

— Простите, не поняла…

— Я спрашиваю про Эдварда Дюваля. Где он сейчас может быть?

— Откуда же мне это знать? У себя в Лозанне скорее всего.

— Его там нет.

— Тогда вам лучше спросить об этом Примроуз. Вы у нее интересовались?

— Да, уже спрашивал.

— Правда? — Казалось, Дэффодил это несколько заинтриговало. — Она что же, потеряла его?

— Она объяснила мне, что он отбыл в Париж, в некий медицинский институт. Но здесь его не видели вот уже несколько недель.

— Чудо какие новости! — Она действительно почему-то чуть ли не с радостью восприняла услышанное. — Мне правда жаль, что я ничем не могу вам помочь. Представляю себе, как старина Эдвард пытается сейчас замести следы. Наверное, застрял где-нибудь в обществе такой же старой распутницы.

— Вы думаете, такое возможно?

— Нет, это самое неправдоподобное, что я только пытаюсь себе вообразить. Хотя, с другой стороны, жизнь с Примроуз тоже не сахар. — Она сладострастно улыбнулась Уоррену. «А вот с Дэффодил все будет совсем по-другому», — говорила ее улыбка.

Видимо, Уоррен понял, что ведет себя слишком уж тихо и сейчас совсем не напоминает настоящего героя, а потому решил выступить еще раз и вызывающе произнес:

— А теперь, господин старший инспектор, может быть, мы поменяемся ролями и я задам вам несколько вопросов? Что вы вообще имеете в виду, когда говорите…

Генри поднялся:

— Я ничего не имею в виду. Мне нужна была информация, и я ее получил. Теперь вы с вашей мачехой можете быть свободны и заниматься теми делами, от которых мы вас столь бесцеремонно отвлекли… Пойдем, Эмми.

И они вышли из кафе. Даже не оглядываясь, Эмми могла сказать, что Уоррен Суошгеймер так и сидит на стуле с вытаращенными глазами и отвисшей челюстью. Что касается реакции Дэффи, тут Эмми могла ориентироваться лишь на собственную интуицию. По ее мнению, Дэффи сейчас безудержно хохотала.

Они поймали такси, и всю дорогу до гостиницы на Монмартре Генри хранил молчание. Очутившись в их маленьком номере, он лег на кровать, закурил сигарету и уставился в потолок.

Прошло минут десять. Первой заговорила Эмми:

— Ты не проголодался? Половина второго.

— Нет. Ничего не хочется, — отозвался Генри. — Прости, любимая, но мне надо подумать. А ты сходи в кафе на углу и перекуси. — Он помолчал. — Да, теперь все сходится. Единственное, что это просто невозможно, а так все в порядке…

Эмми, которая в течение долгих лет выслушала не один десяток подобных реприз, ничего ему не ответила. Она пошла в ближайшее кафе, как ей и посоветовал Генри, и за скромную плату съела там порцию лукового супа с настоящими луковыми кольцами и хлебом домашней выпечки. Гвоздем программы стала довольно тонкая и жесткая отбивная с консервированным горошком, зато к нему подали гору салата из латука и шнитта, чем компенсировали издержки мясного блюда. А ломтики аппетитного сыра прекрасно сочетались с бокалом столового вина. И если правда то, размышляла Эмми, что английская еда была бы великолепна, если бы завтрак повторялся трижды в день, то недорогая французская (по такому же сценарию) могла считаться идеальной, если просто опускать основные блюда и сосредоточиваться на гарнирах.