Журнал «Искатель» - Искатель, 2017 № 08

«Жуть какая-то, — думалось ему. — Не нормальные дети, а вундеркинды. Или профессора, прикидывающиеся детьми… Жуть, жуть, жуть!..»

Летом единственной проблемой выживания на плато была еда. По счастью, в чемоданчиках у Классэнов оказался большой запас пакетов с растворимыми супами. Но самое главное — у них были зажигалки.

Поначалу отведать наваристого зеленого пюре из котелка, унаследованного Тедом от предыдущего хозяина хижины, все четверо отказались. Их отказ Теда не удивил — возможно, ребята прибыли сюда прямиком не только из дорогого магазина, но и из хорошего ресторана. То же самое повторилось и на ужин.

Но когда все четверо заявили, что не голодны, и за завтраком следующего дня, Тед посмотрел на них так, что они тотчас схватились за ложки и, давясь и отчаянно кашляя, вычистили котелок до дна.

Через два дня Тед обратил внимание, что никто, кроме него, не пользуется единственной пластиковой канистрой с водой — замечать уровень воды было совсем нетрудно.

«Брезгуют…» — заключил Тед.

Как подступиться к этой теме в разговоре с Классэнами, Тед не знал, но тут подвернулся удобный случай.

Роймонд порезался об острый сучок в импровизированной стене первого этажа. Рана была неглубокой, но на всю ладонь. Все члены семейства Классэнов собрались вокруг Роймонда и с любопытством разглядывали порез, не предпринимая никаких действий, чтобы продезинфицировать и перевязать рану.

— Помочись на порез, — настоятельно сказал Тед, чувствуя свою ответственность за здоровье подростков.

— Э… Я сейчас не хочу, — Роймонд спрятал руку за спину.

Тед только покачал головой и, не говоря ни слова, ушел. Через несколько минут он вернулся с листом подорожника.

— Плюнь! — приказал он Роймонду, протягивая к его губам подорожник.

— Нечем, — хрипло отозвался тот. — У меня в горле пересохло.

— Тогда ты плюнь, — Тед сунул лист под самый нос Нойджела.

— У меня тоже пересохло, — отшатнулся тот.

Линта и ее сестра молча покачали головами.

— Тогда жуй! — Тед запихнул лист Роймонду в рот.

Роймонд тщательно заработал челюстями, после чего продемонстрировал всем пустой рот.

— Идиот! — беззлобно прокомментировал Тед. — Я сказал «жуй», а не «глотай». Надо было только разжевать. Ладно, сейчас еще принесу. А вы, дети города, хорошо запомните это растение — мало ли что…

Тед уже направился было к тому углу поляны, где рос подорожник, но тут его кольнула мысль, что именно сейчас — лучший момент поговорить о канистре с водой.

— Слушай, Роймонд… Я, конечно, и сам мог бы тебе на рану помочиться. И плюнуть на подорожник… — В его голосе быстро набирало силу раздражение оскорбленного самолюбия и еще не проявленного, но уже уязвленного самопожертвования. — Народ, я обратил внимание, вы брезгуете пить из моей канистры. Только чего не подумайте — я вас не осуждаю. Но я вот эти две канистры наберу. Они будут ваши. Я ими не пользовался. Только пейте, хорошо?

К следующему утру рана Роймонда затянулась. От нее осталась лишь тоненькая полоска шрама.

— Хм… — озадаченно нахмурился Тед, рассматривая его ладонь. — Отличный у тебя организм. На мне в твои годы тоже все заживало как на собаке. Это теперь любая болячка, что раньше проходила за два дня, будет напоминать о себе месяцами. И все же… Чтобы порез затянулся за одну ночь и даже корки не было… Как такое может быть?

— Я не знаю, — пожал плечами Роймонд. — Я в этом не разбираюсь. Но если хочешь, разберусь.

Тед нахмурился. Как мальчишка собирался «разобраться» в этом несколько странном деле? Резать себя, пока не установит причину сверхзаживляемости своих ран?

— Не стоит, — уклончиво ответил Тед, хоть его и разбирало любопытство; однако он предпочел убедить себя, что причина феномена ему известна: — Наверное, дело в траве.

— Пусть в траве, если тебе так удобнее думать, — ответил Роймонд.

Подобная проницательность смутила Теда. Он покосился на подростка. Но тот ничем не выдал, что, возможно, подтрунивает над ним.

И все-таки Тед был рад внезапному появлению этой четверки. Хоть он и успел смириться с одиночеством, дни теперь не сводили его с ума своим однообразием, а ночи в лишенном окон доме не пугали живой, вязкой тьмой, заставлявшей его воображать себя пленником пещеры в чреве Земли, который больше никогда не увидит солнца.

Вечера он теперь проводил в обнимку с Линтой. Правда, общение у них складывалось непросто — за исключением собственно объятий. Объятия выходили вполне крепкими и нежными. А вот то, что Тед подразумевал под их «отношениями»… У Теда никогда не было полноценных отношений ни с девушками, ни просто с людьми. Полноценные отношения у него были только с компьютером. Поэтому винить в чем-то только еще расцветающую и набирающуюся жизненного опыта девушку было бы неправильно, решил он. Винить оставалось только себя. Тед старался быть как можно более романтичным и естественным, хотя быть естественным, не будучи в душе романтичным, и было обременительно.

В один из еще теплых вечеров они лежали на траве перед домом, разглядывая подмигивающее им огоньками далеких миров небо. Тед нежно сжимал руку девушки, однако внутри его пожирала агония отчаяния. Они лежали в молчании уже минут сорок. Тед мучительно пытался подобрать романтическую тему для разговора, способную заинтересовать Линту, но таких тем, как назло, не находилось.

— Смотри, смотри! — он резко приподнялся. — Звезда падает! Скорее загадывай желание!

— У меня нет желаний, — бесцветным голосом, каким докладывают о координатах движения спутника, отозвалась Линта.

Это откровение так потрясло Теда, что он напрочь забыл загадать собственное желание. Внутри него родилась новая пустота. Он не мог понять, как такое возможно — человек есть, а желаний у него нет.

— А человек может быть счастлив в одиночестве? — вдруг спросила Линта.

— А сама как считаешь? — поинтересовался Тед.

— Я не знаю. Поэтому спрашиваю тебя. Думаю, мне это важно знать.

— Важно? Думаешь?

— Да. Важно. Требуется. Необходимо знать. Ты можешь объяснить мне, в чем предназначение человека?

— Предназначение?.. — Вопрос застал Теда врасплох: сам он никогда им не задавался, а тут требовалось не только не выставить себя дураком, но и выдать ответ, достойный зрелого, сорокашестилетнего мужчины. — Как тебе объяснить… У человека много предназначений.

— Например?

— Например… Например… Ну, скажем, совершенствовать мир. Бороться за справедливость. Обрабатывать землю…

— А земля точно хочет, чтобы человек ее обрабатывал?

— Что?

— С человеком понятно — он считает, что земля хочет, чтобы ее обрабатывали. А как считает сама земля?

— Не знаю.