Марио Пьюзо - Четвертый К.

Джатни испытал легкий шок от ее грубости, но, как ни странно, не возмутился. Она была так красива, так настроена получить то, что хотела, а желание ее становилось все более очевидным — она мечтала сегодня ночью иметь Джибсона в своей постели. В ее желании была чистота и откровенность ребенка, и это делало ее грубость даже привлекательной.

Но что вызвало восхищение Джатни, так это стиль поведения Джибсона Грейнджа. Актер прекрасно понимал, что происходит, и, заметив грубость Розмари по отношению к Джатни, постарался загладить ее:

— Дэвид, у вас еще будет шанс поговорить.

Он словно извинялся за эгоистичность знаменитости, которую совершенно не интересуют те, кто не добился славы. Однако Розмари оборвала и его, и Джибсон стал вежливо слушать ее, но это была больше, чем вежливость. Он обладал прирожденным обаянием, которое стало частью его существа. Он относился к Розмари с искренним интересом, его глаза искрились и не отрывались от ее лица. Когда она касалась его руками, он похлопывал ее по спине. Он не скрывал, что она ему нравится, о чем говорили и его губы, раздвинутые в улыбке, смягчающей суровое лицо.

Но было совершено очевидно, что Розмари загнала его в угол, откуда не было выхода. Выпив еще вина, она окончательно раскрыла свои карты.

Она обращалась только к Джибсону, игнорируя остальных мужчин, сидящих за столиком. Она сманеврировала своим телом так, что оказалась в непосредственной близости к Джибсону, отгородив его от Дэвида Джатни и Хокена.

— Я хочу быть личностью, — говорила она, — хочу уйти от всего этого притворства, от кинобизнеса, который меня не удовлетворяет. Я хочу выйти в мир, чтобы сделать его лучше. Как Мать Тереза или Мартин Лютер Кинг. Я ничего не делаю, чтобы мир совершенствовался, а могла бы быть медицинской сестрой или врачом, могла бы заниматься социальными проблемами. Я ненавижу эту жизнь, эти светские приемы, необходимость быть всегда наготове, чтобы встретиться с важными людьми, принимать решения о каких-то паршивых фильмах, которые не помогают человечеству. Я хочу делать что-то настоящее.

С этими словами она схватила руку Джибсона Грейнджа.

Дэвид Джатни смотрел на Грейнджа и понимал, почему тот стал такой крупной звездой в кинобизнесе, что дает ему возможность контролировать фильмы, в которых он снимается. Потому что Джибсон, чью руку все еще сжимала Розмари, каким то образом умудрился отодвинуть от нее свой стул и сесть в центре стола. Розмари все еще смотрела на него страстным взглядом, ожидая ответной реакции, а он тепло улыбнулся ей и слегка склонил голову, обращаясь к Джатни и Хокену.

— Она очень шустра, — сказал он с подчеркнутым восхищением.

Дин Хокен разразился хохотом, Дэвид Джатни не мог подавить улыбку. Розмари выглядела ошарашенной, но произнесла с шутливым упреком:

— Джиб, ты ни к чему не относишься серьезно, кроме своих дерьмовых фильмов.

И чтобы показать, что она не оскорблена, протянула ему руку, которую Джибсон Грейндж нежно поцеловал.

Дэвид Джатни жадно наблюдал за ними, такими утонченными и таинственными. Особенно он восхищался Джибсоном Грейнджем. То, что он мог оттолкнуть такую красивую женщину, как Розмари Бельэр, внушало восхищение. А то, что он так легко превзошел ее в остроумии, казалось божественным даром.

Розмари весь вечер пренебрегала Дэвидом Джатни, но он признавал за ней такое право, ведь она была самой симпатичной женщиной в самом привлекательном бизнесе в этой стране. Ее добивались мужчины, стоящие во много раз больше, чем он, и она имела полное право быть грубой. Джатни понимал, что она поступает так совсем не по злости, просто он для нее не существовал.

К своему удивлению они обнаружили, что время уже около полуночи, и они остались в ресторане последними посетителями. Хокен встал из-за стола, Джибсон Грейндж помог Розмари надеть жакет, который она сбросила во время своего пылкого монолога. Розмари была слегка пьяна и, поднявшись, пошатнулась.

— О, Боже! — воскликнула она. — Я боюсь сама вести машину, в этом городе ужасная полиция. Джиб, ты меня отвезешь в мой отель?

— Это ведь на Беверли Хиллз, — улыбнулся Джибсон, — а мы с Хоком едем ко мне в Малибу. Вас подвезет Дэвид. Так ведь, Дэвид?

— Естественно, — вставил Дин Хокен. — Ты не возражаешь, Дэвид?

— Конечно, нет, — ответил Джатни.

Он лихорадочно обдумывал ситуацию. Какого дьявола, что происходит? Старина Хок выглядит смущенным, видимо Джибсон Грейндж соврал, отказавшись везти Розмари, потому что устал обороняться от этой женщины. А Хок пришел в замешательство из-за того, что должен поддерживать это вранье, иначе он поссорится с кинозвездой, чего продюсеру невыгодно. Тут Дэвид заметил легкую улыбку Джибсона и понял его замысел. Конечно, в этом все дело, вот почему Грейндж такой великий актер. Он может заставить зрителей читать его мысли, сдвинув брови, наклонив голову, ослепительно улыбнувшись. Одним этим взглядом, беззлобно, с добрым юмором, он как бы говорил Дэвиду Джатни: «Эта шлюха весь вечер не обращала на тебя никакого внимания, была груба с тобой, теперь я сделал так, что она будет у тебя в долгу». Джатни глянул на Хокена и заметил, что тот тоже улыбается, от его смущения не осталось и следа. Более того, он выглядел довольным, словно прочитав мысли актера.

— Я доберусь сама, — отрывисто заявила Розмари, не глядя в сторону Джатни.

— Этого я не могу позволить, Розмари, — ровным голосом произнес Дин Хокен. — Ты моя гостья, и это по моей вине ты выпила слишком много. Если тебе не нравится идея, чтобы тебя отвез Дэвид, то я, конечно, доставлю тебя в твой отель. А потом закажу машину, чтобы доехать до Малибу.

Джатни понял, как отлично все было сработано. В первый раз он услышал неискренность в голосе Хокена. Конечно, Розмари не могла принять предложение Хокена, тем самым она нанесла бы тяжкое оскорбление молодому другу своего наставника. Она поставила бы и Хокена и Джибсона в очень неловкое положение. И в любом случае ее главная цель — заставить Джибсона отвести ее домой — не была бы достигнута. Она оказалась в безвыходной ситуации.

Тогда Джибсон Грейндж нанес ей последний удар.

— Черт побери, Хок, я поеду с вами. Вздремну в машине на заднем сиденье, чтобы составить вам компанию по дороге в Малибу.

Розмари одарила Дэвида ослепительной улыбкой.

— Я надеюсь, это не слишком затруднит вас?

— Нет, конечно, — ответил Дэвид Джатни.

Хокен хлопнул его по плечу, Джибсон широко улыбнулся и подмигнул. Эта улыбка и подмигивание послужили ему как бы новым посланием. Эти двое поддерживали его из мужской солидарности. Сильная женщина унизила одного из их мужской компании, и они наказывали ее за это. Кроме того она оказалась слишком сильной для Джибсона, а женщине не пристало вести себя так с мужчиной, который более чем равен ей по положению. Вот они и поставили ее на место, проделав это галантно и с мягким юмором. Тут действовал еще один фактор. Эти двое мужчин помнили те времена, когда они были молодыми и не обладали в обществе никаким весом, как Джатни сейчас. Они пригласили его на обед, чтобы показать ему, что успех не вытравил из них верность мужской солидарности — традицию, освященную веками. Розмари не уважала эту традицию, она не помнила то время, когда была беспомощной, и сегодня они напомнили об этой традиции. И все-таки Джатни был на стороне Розмари: она была слишком красива, чтобы ее обижать.