Марио Пьюзо - Пусть умирают дураки

Вечер мы провели великолепно. В ресторане все глазели на нас, и Дженел, должен признать, выглядела потрясающе. Смотрелась она, собственно говоря, почти как Марлен Дитрих, но более светловолосый и светлокожий ее вариант, в стиле южной красавицы. Потому что, независимо от того, что она делала, от нее прямо-таки исходила всепроникающая женственность. Но если бы я попытался сказать ей об этом, она тут же взъелась бы на меня. Ведь она намеревалась наказать меня.

Меня просто приводило в восхищение то, как она играла роль активной лесбиянки — я ведь знал, насколько женственной она бывает в постели. Так что над теми, кто за нами мог наблюдать, мы как бы подшучивали дважды. Все это доставляло мне удовольствие еще и потому, что, по замыслу Дженел, меня это должно было злить, и она следила за каждым моим движением и была сперва разочарована, а потом обрадовалась моему видимому приятию ее затеи.

Идея ночного клуба не очень-то привлекала меня, но мы все же пошли выпить в Поло-Лонж, где, к ее удовольствию, я представил наши отношения любопытным взглядом ее и моих друзей. За одним столом я заметил Дорана, за другим Джеффа Уэгона, и тот и другой улыбнулись мне. Дженел весело им помахала, а потом повернулась ко мне и сказала:

— Ну разве это не здорово — пойти куда-нибудь выпить и встретить там своих старых добрых друзей?

Улыбнувшись в ответ, я сказал:

— Здорово.

Я отвез ее домой до полуночи, и она, постучав по моему плечу тростью, заявила:

— Ты вел себя очень хорошо.

И я ответил:

— Благодарю вас.

— Ты позвонишь мне?

Я сказал:

— Да.

Все— таки мы мило провели этот вечер. Мне понравилось внимательное отношение метрдотеля, любезность швейцара и даже эти ребята, что припарковывали нашу машину. И теперь, по крайней мере, Дженел вышла из подполья.

Вскоре после этого настал момент, когда я полюбил Дженел как человека. То есть, не то, чтобы мне хотелось теперь трахать ее с большей силой; или я заглядывал в ее карие глаза и падал в обморок; или не мог оторваться от ее розовых губ. И все такое прочее, когда мы не спали всю ночь и я рассказывал ей истории, Боже мой, ведь я рассказал ей всю свою жизнь, и она мне свою. Короче говоря, наступил момент, когда я открыл для себя, что единственное ее предназначение в том, чтобы делать меня счастливым, счастливым от общения с ней. Я увидел, что от меня требовалось делать ее чуть более счастливой и не раздражаться, если что-то в наших отношениях мне не нравилось.

Я не хочу сказать, что я превратился в одного из тех, кто любил девушку потому, что это делает его несчастным. Таких вещей я никогда не понимал и всегда считал, что нужно извлекать прибыль из любой сделки в жизни — в литературе, в браке, в любви и даже в отцовстве.

И то, что я делаю ее счастливой, не означает также, будто это подарок с моей стороны, ведь от этого я сам получаю удовольствие. Или когда я веселю ее, если у нее плохое настроение — этим всего лишь убираю препятствия, чтобы она снова смогла заняться своим делом, то есть делать меня счастливым.

Но вот что любопытно: после того, как она «предала» меня, после того, как мы стали друг друга немного ненавидеть, — именно тогда я полюбил ее как человека.

Она действительно отличный парень. Иногда она говорила, совсем как ребенок: «Я хорошая», и она такой и была. Во всех важных вещах она действительно очень прямая. Понятное дело, она спала с другими мужчинами, и женщинами тоже, но, черт побери, все мы не без греха. Книги ей нравились те же самые, что и мне, и фильмы те же самые, и люди. И когда она лгала мне, то делала это для того, чтобы не обижать меня. А когда говорила правду, то отчасти затем, чтобы уязвить меня (была у нее такая черточка как мстительность, но в ее исполнении это выглядело даже мило, и потом я в ней и это полюбил), но также и потому, что, узнай я об этом от кого-то другого, это уязвило бы меня больше, и она этого боялась.

Ну и, конечно, со временем мне пришлось узнать, что жизнь, которую она вела, была во многих отношениях разрушительной. Со всякими заморочками. Хотя, кто живет по-другому, в самом деле?

Вот так и получилось, что со временем из наших отношений исчезла вся фальшь и все иллюзии. Мы были друзьями, и я любил ее не только как женщину, но и как человека. Меня восхищали ее мужество, то, как стойко она переносила все превратности своей профессии, все предательства, омрачавшие ее личную жизнь. Я все это понимал. И всегда был на ее стороне.

Так почему же, черт возьми, теперь наши встречи потеряли эту сумасбродную прелесть, которую оба мы когда-то ощущали? Почему секс теперь не доставляет столько же удовольствия, как раньше, хотя и сейчас мне с ней лучше, чем было с кем-либо еще? Куда делся тот экстаз, который вызвали друг у друга наши тела?

Магия, магия черная и белая… Колдовство, ворожба, ведьмы и алхимия. Неужели действительно правда, что коловращение звезд решает наши судьбы, и течение жизни подчиняется фазам луны? Может ли такое быть, что все эти неисчислимые галактики предопределяют наш земной удел? Возможно ли, что мы вообще не можем быть счастливы без самообмана и иллюзий?

В каждой любовной связи, похоже, наступает момент, когда женщину начинает раздражать, что ее любовнику с ней слишком хорошо. Понятно, она знает, что это она и делает его счастливым. Конечно, она осознает, что в этом ее удовольствие, даже ее обязанность. Но вот она приходит к заключению, что, вообще-то говоря, этому сукину сыну слишком легко живется. Особенно, если мужчина женат, а женщина не замужем. Потому как в этом случае связь на стороне решает его проблемы, но не ее.

И наступает такое время, когда одному из партнеров прежде, чем заняться любовью, требуется схватка. Дженел как раз подошла к этой ступени. Обычно мне удавалось утихомирить ее, но иногда и я чувствовал, что готов повоевать. В основном тогда, когда Дженел начинала «писать кипятком», что я не собираюсь разводиться и никогда не намекаю на возможность постоянных отношений.

После кино мы поехали домой к Дженел, в Малибу. Было уже поздно. Из спальни мы видели океан и полоску лунного света на воде, будто белокурый локон.

— Пошли в постель, — сказал я. Мне до смерти не терпелось заняться с ней любовью. Мне всегда до смерти хотелось заниматься с ней любовью.

— О, Боже, — сказала она. — Ты вечно хочешь трахаться.

— Нет. Я хочу заниматься с тобой любовью.

Да, я стал настолько сентиментальным.

Взгляд ее прозрачных карих глаз был холоден, и в то же время в них сверкала ярость.

— Опять ты своей сраной невинностью. Ты словно прокаженный без колокольчика.

— Грэм Грин, — прокомментировал я.

— А пошел ты! — сказала она, но засмеялась.

А все это началось из-за того, что я никогда не лгал. А она хотела, чтоб я лгал. Она хотела, чтобы я выдавал ей всю эту ахинею, которую обычно женатые мужчины рассказывают девушкам, которых трахают. Тина: «Мы с женой разводимся» или «Я не сплю с женой уже несколько лет», или «Мы с женой спим в разных постелях», или «Мы с женой не понимаем друг друга», или «Я несчастлив со своей женой». Но так как ни одно из подобных заявлений не соответствовало действительности в моем случае, я никогда этого и не говорил. Я любил свою жену, у нас была общая постель, мы занимались сексом и были довольны друг другом. Мне было хорошо и здесь и там, и я не собирался ничем жертвовать. Но тем хуже для меня.