Кэрри Лонсдейл - Без лишних слов [litres]

Она снова поворачивается и идет назад – в его объятия. Прижимается, обнимает крепко-крепко, как спасательный плот в бушующем море. Приподнимается на цыпочках и целует. Он тут же – словно опасается, что она передумает и уйдет – подхватывает ее на руки и неожиданно разрывает поцелуй.

– Уверена?

Оливия обхватывает его за шею. Сейчас она – птица, подхваченная восходящим воздушным потоком.

– Да.

Держа Оливию на руках, Блейз несет ее в спальню. Их губы слеплены поцелуем, и он не может оторваться, словно они были в разлуке не дни, а месяцы. Она вцепилась пальцами в его волосы в отчаянном желании забыть все, что было после ее безумного затмения. Захватив его нижнюю губу, она втягивает ее, и он стонет, натыкается на стену и едва не роняет ношу.

Оливия пытается вывернуться.

– Я могу идти сама.

Он еще крепче прижимает ее к себе.

– Ну уж нет.

Они в его комнате, и она ждет, что вот сейчас Блейз бросит ее на кровать в своем типичном стиле вот-я‐тебя-трахну . Но он дает ей возможность самой соскользнуть с его рук и стать на мягкий ковер. Потом он стягивает с нее свитер, рубашку, джинсы и при этом не перестает ее целовать. Его губы то на ее шее, то между грудями, то на бедрах. Потом Блейз избавляется от своей одежды, а Оливия уже торопит, царапая его грудь.

– Пять дней. – Ей не терпится отвлечься, забыть на время о боли и тревоге. Но он не спешит, затягивая этот сладостный момент. – А кажется дольше.

Оливия наталкивается икрами на кровать, Блейз легонько подталкивает ее, и она падает на покрывало. Он наваливается на нее и устраивается между бедер. Матрас проседает под их весом.

Пропустив предварительные ласки, он входит осторожно и мягко, на долгом выдохе, как вернувшийся из дальнего странствия путешественник.

– Слишком долго.

Оливия требовательно поднимает бедра, моля перейти к действиям более решительным, но Блейз делает вид, что не понимает намек, и ритм его движений нарочито и мучительно медлителен.

– Ты что делаешь? – не выдерживает она.

Он поднимает бровь.

– Ммм…

Оливия хлопает его пониже спины.

– Я знаю, что ты делаешь. Но почему так? – Она обхватывает его руками. Так. Невыносимо. Медленно. Он же нарочно ее мучает.

– Ты имеешь в виду так? – Блейз приподнимается, исторгая из нее протяжный стон. – Ты хочешь знать, почему не бьешься головой о спинку кровати? Почему мы не пытаемся ее сломать?

– Да, да. – Она смеется, подстраиваясь под его ритм.

Он просовывает руку ей под голову и смотрит в глаза.

– Я занимаюсь с тобой любовью.

Она моргает.

– Почему?

Он негромко смеется.

– Ты такая серьезная. Потому что люблю тебя?

Его слова – бальзам для ее души. Он – единственный, кому она может доверять. Единственный, кому она может открыться.

– Ты меня любишь.

– Да. – Блейз целует ее в нос, и глаза его темнеют. Ритм ускоряется, и глухой стон вырывается из ее горла.

Она откидывает голову, мычит, рвет ногтями простыни. Энергия нарастает, и проблемы отступают. Остаются только они двое, стремящиеся к одной цели. Моменту блаженства.

Потом они лежат на спине, тяжело дыша и глядя в потолок. Его рука находит ее руку в мешанине простыней.

– Это было…

– Невероятно? Нет, по-моему… эпично. Потрясающе. Вынос мозга. Но и невероятно тоже сойдет. – Блейз чешет грудь, и Оливия смеется, потому что он прав. Невероятно – неадекватное слово для описания того, что было, какие чувства она испытала. Казалось, в какой-то момент невидимый барьер исчез, и они соединились в нечто большее, чем каждый из них в отдельности. Соединились не только физически, но и на высшем уровне.

Она почувствовала себя любимой, обожаемой, ценимой. Она больше не была одна.

– Ты любишь меня, – шепчет Оливия и краем глаза видит, как голова на подушке поворачивается в ее сторону.

– Я и не переставал.

– В тот вечер, на берегу, когда ты бросил в огонь мои туфли. Сказал, что «любил». В прошедшем времени. – То была осень их последнего школьного года, первый костер сезона. Накануне университетская команда одержала победу над соперником, и все хотели отметить этот успех. Оливия была с Итаном. Блейз привел Мейси и напился, а потом объявил, что любил Оливию. Возмущенная этим признанием, Мейси удалилась. Но когда Оливия сказала, чтобы Мейси отвела его домой, он подобрал ее лежавшие на песке белые спортивные туфли и швырнул их в огонь.

– Я был зол. За туфли извини. Наверно, за мной должок. – Блейз хохочет, как проказливый мальчишка, и показывает ей три пальца.

Он трижды признавался ей в любви.

– А когда был третий?

– Первый раз – в доме на озере.

Она перекатывается на бок, лицом к нему. Он делает то же самое.

– Это когда мы были на рыбалке?

Последнее лето. Им было по тринадцать. Они ловили рыбу в конце причала. Блейз бросил ей на руку червяка и сказал, что любит ее. Она рассмеялась ему в лицо и столкнула в воду. А на следующий день Лукаса поймали на краже в магазине. Какими же юными они были.

– Наше последнее лето, – бормочет Блейз. Его пальцы скользят по ее волосам, и грудь теснится от эмоций.

Она скатывается с кровати.

– Ты куда? – В голосе нотки беспокойства. Он поднимается.

– Подышать. – Оливия натягивает джинсы и рубашку и босиком шлепает в большую комнату. Порывшись в сумочке, находит сигареты и зажигалку и выходит на крыльцо. Прикуривает, глубоко затягивается. Дом Блейза стоит на вершине пологого холма, и вид с него открывается на несколько миль. Холмистый ландшафт округа Сан-Луис-Обиспо усыпан звездочками домов. Вечер тих, ни машин, ни музыки, сосед моет посуду на кухне. Все звуки доносятся из пригорода. Взгляд скользит по горизонту. Где-то там Лили. Одна, в страхе за Джоша. Единственного члена ее семьи.

Блейз тоже выходит на крыльцо и набрасывает ей на плечи свою байкерскую куртку.

– Ты себя убиваешь.

Она фыркает. Если раньше ее не прикончит стресс.

– Мне здесь нравится. – Так спокойно. – Почему ты всегда остаешься спать в моем доме.

– Потому что ты там. – Блейз прислоняется к перилам у нее за спиной, складывает руки на груди. – Почему ты уходишь?

Потому что все, что она старалась не замечать, рвалось наружу.

– Те летние каникулы были для меня самыми счастливыми. А потом их не стало. Я чувствовала себя так, словно потеряла родителей. Лили не хотела иметь со мной ничего общего, потому что Лукас вел себя как осел и я говорила ему об этом. Каждое лето он выкидывал какой-нибудь фортель, пока твоим родителям это не надоело. Я слышала, как они это обсуждали. Виноват он. Он лишил нас этих каникул. Я оттолкнула его. И Лили тоже. А потом увидела тебя с Мейси.

– И ты оттолкнула меня.

– Когда я увидела вас вместе, у меня было такое чувство, будто от тех каникул ничего не осталось. Их просто смыло. – Оливия поднимает голову, смотрит в почерневшее небо и глубоко затягивается. – Дуайт сказал мне, что отец ребенка Лили – Итан. Это неправда, но я долго так считала.