Мария Жукова-Гладкова - Ставка на стюардессу [litres]

– Даша, забери меня отсюда. Домой хочу, – произнесла баба Таня.

Я знала, что она ненавидит лечиться. Я сказала бабе Тане, что после того, как мы с Симеоном Даниловичем побываем в полиции, я отвезу домой детей и, вероятно, оставлю там Симеона Даниловича, а сама постараюсь приехать к ней в больницу. Но, возможно, я смогу это сделать только завтра. Неизвестно, сколько времени придется провести в отделении полиции.

– Даша!

– Баба Таня! Времени сколько будет, когда я все это сделаю? У вас уже все закроют. И вечером, насколько мне известно, под расписку не отпускают. Пусть они тебя еще завтра утром осмотрят. Мне самой не нужно, чтобы ты долго в больнице задерживалась.

– Тебе когда в рейс?

– Послезавтра рано утром. Так что завтра я тебя точно заберу. Если, конечно, здоровье позволит. Ты мне здоровая нужна! Баба Таня, я без тебя не справлюсь! Ты давай лечись!

– Со мной все будет в порядке, – уверенно сказала вырастившая меня женщина. – И ты держись, Дашка.

Я попросила Симеона Даниловича набрать маму Андрея. Она же может не знать о случившемся! Но, конечно, уже все знала. Полиция поднималась в квартиру, и она разговаривала по телефону с бабой Таней. Пока полиция находилась в моей квартире, им сообщили, что машина с похитителями остановлена, с детьми все в порядке. Или относительном порядке. Но живы, травм нет.

– Даша, если надо, я у тебя переночую. Соседке позвоню, чтобы котов покормила, – сказал Симеон Данилович.

– Спасибо. Но давайте будем решать после того, как пообщаемся с полицией.

Как я и предполагала, перед отделением полиции уже собралась толпа журналистов, которая набросилась на меня, как стая ястребов.

– Пока ничего не могу сказать! Все комментарии после.

– Вы знакомы с Семеном Дворецким и Павлом Емельяновым?

– Впервые слышу. Это они пытались украсть моих детей?

Мне сообщили, что они. Да кто же это такие-то?!

Мы с Симеоном Даниловичем вошли в отделение полиции.

– Где дети? – сразу же спросила я. Где-то в глубине отделения орали двое мужчин. Слов было не разобрать, но орали в ярости, захлебываясь.

Нас проводили в кабинет, где молодой мужчина в форме держал на руках спящего и сладко посапывающего Мишу, а две женщины лет сорока пытались разговаривать с Сашей, но, поскольку Алининой дочери кто-то дал планшет, на женщин она не обращала никакого внимания.

Мне сказали, что Мишу накормили детским питанием, а Сашу – творожком, который она сама назвала, а потом ватрушкой с вишней и чаем. Их комбинезончики, в которых они гуляют, лежали на стуле – в помещении было тепло.

– Спасибо! – только и смогла сказать я.

– Она с планшетом не расстается? Так же нельзя! – сказали мне.

Я объяснила, откуда взялась Саша, и сказала, что буду отучать ее от этого увлечения. Просто у меня на это еще не было времени. Тут слово взял Симеон Данилович:

– Дашенька, я пообщаюсь с дамами, а тебя явно хотят видеть мужчины.

– Вы адвокат? – спросила одна из них.

– Нет, я экономист и историк.

– Вы профессор Синеглазов! – с горящими глазами воскликнула вторая. – Мой муж у вас учился. Мы в последнее время следим за судьбой Даши, и вас видели. Муж и сказал, что вы были его самым любимым преподавателем. Ни у кого на лекциях не было так интересно.

– А как фамилия вашего мужа? – любезно спросил Синеглазов, усаживаясь рядом с дамами, а меня незаметно подтолкнул к двери.

Мужчина, державший Мишу на руках и балдевший от счастья, назвал мне номер кабинета, в котором меня ждут. Я поцеловала Мишеньку в лобик, погладила ему головку. Он сладко чмокнул, но не проснулся. Я успокоилась: ребенок не пострадал.

– Вы идите спокойно. А я с ним посижу, – сказал полицейский. – Как от него приятно пахнет! Молочком!

Я не сомневалась, что с Мишей здесь и дальше все будет в порядке, и отправилась на поиски следователя или кто тут меня ждал. Хотя искать не пришлось: меня уже ждали под дверью.

Мне повторили имена и фамилии, которые уже назвали журналисты, и я точно так же ответила, что никогда их раньше не слышала.

– А посмотреть на них можно?

– Можно.

Меня проводили к «обезьяннику». Уже при подходе я слышала дикие крики. То есть крики этих людей я услышала, только переступив порог отделения, а теперь с каждым шагом, приближавшим меня к клетке, голоса становились все громче и громче.

– Любуйтесь, – сказали мне.

Я увидела двух молодых парней двадцати с небольшим лет, причем одетых дорого и стильно: в брендовые джинсы, фирменные куртки и кроссовки. Стриглись они у дорогого парикмахера. Иван обычно над такими стрижками посмеивался, в особенности после встреч со своим сыночком от первого брака. У Валерика была точно такая же стрижка, как у этих двух типов. У одного из этих на виске была татуировка – разноцветная змейка. Возможно, что-то было у них на теле. Но из-за одежды рассмотреть что-либо не представлялось возможным.

Эти парни пытались украсть моих детей?! Они меня ни с кем не перепутали?

– Она! – вдруг заорал один из них, весьма симпатичный блондинчик (без змейки). – Ты! Все из-за тебя!

К нему подключился второй. Они крыли меня трехэтажным матом, но я никак не могла понять, в чем меня обвиняют. Это дети разбившихся в самолете охотников? Они считают, что в падении самолета виновата я? Они назначили меня виновной, потому что их отцы погибли, а я осталась жива?

– Вы их когда-нибудь видели? – спросили у меня.

Я покачала головой.

У входа в отделение послышались новые возбужденные мужские голоса. И вскоре рядом с нами оказалось еще несколько мужчин. Среди них были два сотрудника полиции в форме и трое опять же очень дорого одетых, но в костюмы, джентльменов, двое – лет по сорок с небольшим, один помладше – не больше тридцати пяти.

Это еще кто такие? Друзья и родственники погибших охотников?

Ответ я получила практически сразу же. Прибыл отец одного из молодых людей в сопровождении двух адвокатов. Отец был в ярости из-за очередной выходки сыночка. Но раньше сыночек доставлял папе проблемы как стритрейсер – гонял на купленных папой гоночных игрушках с превышением скорости и не раз попадал в ДТП. Правда, сам ни разу серьезно не пострадал, смертельных случаев тоже не было, а лечение пострадавших оплачивал папа. И новые машины – сыночку и пострадавшим. Вообще, к счастью, от выходок сыночка больше страдало железо, чем люди. Но насколько я поняла, в мой двор сыночек с дружком приезжали не на гоночной машине, а на той, которую они сами посчитали неприметной.

– Что вы наделали, идиоты? – прошипел отец.

– Мы требуем освободить Валерку! Его ни за что арестовали!

Оба парня, которые, по-моему, до сих пор находились под действием какого-то запрещенного препарата, снова стали орать в два горла. Из их воплей и оскорблений, сыпавшихся в мой адрес, я поняла, что они украли моих детей для того, чтобы потребовать выпустить из застенков их друга Валерия Разуваева, сына Ивана. Валерку в обмен на моих детей. Никакой выкуп их не интересовал. Ни к каким потомкам воспитанников Аполлинарии Антоновны отношения они не имели. К Ивану и каким-либо обвинениям в адрес Ивана тоже.