Мария Жукова-Гладкова - Игра с огнем [litres]

– Ты бы лучше ей колбасы купил, – заметила я, глядя на тощие бока.

– Я купил. Она уже все съела.

– И вроде еще хочет, – добавил Серега. – Ань, жалко собаку.

Мне тоже всегда жалко бездомных животных. Но ведь с собакой нужно гулять утром и вечером. И это – как минимум. Лучше еще и днем, чтобы собака не терпела и не портила себе мочевой пузырь. Андрей сказал, что сможет брать ее с собой на дежурство – если обещает тихо сидеть в машине.

– Обещаешь? – спросил не совсем протрезвевший Андрюша у рыжей хитрюги, которая сама нашла себе хозяев.

По-моему, она была готова пообещать все, что угодно – только бы взяли в дом, где регулярно кормят, и самой не надо было думать о хлебе насущном. В смысле мясе и колбасе.

Я вспомнила одну свою клиентку-ветеринара, которая была еще и хорошим психологом. Она рассказывала мне про типажи мужчин – в зависимости от того, какую собаку они выбирают. Огромную собаку заводят, чтобы никто не заметил, какой сам хозяин «не-герой». Свое крошечное «я» такой мужчина прячет за огромным корпусом дога. Это типичный кандидат в подкаблучники. Хочешь вертеть мужиком – бери хозяина дога. Если у мужчины, наоборот, маленькая собачка, а он сам огромного роста и с широченными плечами, то ему абсолютно все равно, что о нем думают. Хозяин бультерьера жаждет подчинять чужую волю своей. Будешь носить ему кофе в постель и тапочки к двери – в особенности если бультерьер идет рядом с хозяином без намордника и поводка и даже в сторону котов не смотрит. Вышколен.

А вот мужик с дворнягой – лучший вариант. Дворняга ведь чаще всего сама выбирает себе хозяев – посмотрит просящими глазами, сердце дрогнет. Конечно, не у всех. А вот тот, у кого дрогнуло, будет любить и свою подругу, причем и без макияжа, и простуженную. В любом виде будет любить и помогать, согревать, обеспечивать душевный покой. Все-таки бабушка, мама и старшая сестра хорошо потрудились над Андрюшей.

Да и я давно мечтала завести какое-нибудь животное. Но одной это проблемно, да еще и с моей работой. Я же ухожу на четырнадцать часов. Мне было жалко оставлять питомца на это время в одиночестве.

– Поехали, – сказала я.

Вначале я доставила Серегу по месту прописки, потом порулила к себе.

– Ань, останови у магазина, – попросил Андрей.

– Что еще забыл купить?

– Колбасу собаке. У тебя же нет.

– Ты собираешься ее кормить одной колбасой?

– И мясом собираюсь. И вообще она все будет есть. Правда, собака?

Я в этом очень сомневалась, зная по своим друзьям, как быстро подобранные животные привыкают к хорошему и садятся на голову хозяевам. Но если Андрюшины родственницы собираются регулярно таскать еду в таких количествах, то нам просто необходим кто-то, кто все это будет есть.

Андрюша вскоре вернулся с пакетом, в который собака мгновенно запустила нос. Я предложила им прогуляться до ближайшего деревца – если Андрюша не планирует ночной выгул.

Вскоре мы оказались в моей квартире, и я сказала, что собаку нужно приучать вытирать лапы после прогулки.

– Я ее сейчас помою целиком, – объявил Андрюша.

– Где? – спросила я, как полная идиотка.

– В ванне, конечно, – как само собой разумеющееся ответил он. – В раковине она не поместится. Я и шампунь собачий купил, и от блох мне тут что-то дали.

Больше всего меня впечатлил извлеченный из кармана шампунь для собак элитных пород. Рыжая точно была элитной дворянкой. Чем бы дитя ни тешилось… Или Андрюша хочет ребенка, пусть и на подсознательном уровне? Или хочет строить семью со мной, а собака – это уже, так сказать, общее хозяйство.

Мы сели пить чай с пирогами, оставленными Андрюшиными родственницами. Вымытая собака поела еще колбасы и не отказалась от пирога. И как при таком аппетите у нее торчат ребра? Или скоро не будут?

– Как назовем собаку? – спросила я у Андрея. – Может, стоит попробовать разные клички? На что отзовется? Ведь, наверное, у нее была какая-то кличка.

– Сомневаюсь, – ответил Андрей. – Я хочу назвать ее Матрена. Ты не против?

Имя показалось мне странным для собаки, но я не видела смысла спорить.

– Нет, – ответила я.

– Ты не будешь мне говорить, что я все делаю неправильно? И не только делаю, но и мыслю?

Я удивленно уставилась на возлюбленного, потом до меня дошло.

– Это тебе дома так говорили? Бедный мальчик.

Я подошла и обняла его, он ткнулся лицом мне в живот. Потом он поднял голову, встретился со мной взглядом и улыбнулся.

– Моя мама сюда больше не приедет.

– Поняла, что я ее не пущу на порог?

– Нет, не поэтому. У нее аллергия на собак. – Андрюша повернулся к новой жиличке, которая сидела с умильной мордой, и сказал ей: – Ты будешь Матреной.

– Гав! – сказала Матрена. Она была согласна на любую кличку – только бы жить в доме и регулярно есть.

Я подробно рассказала Андрею про визит его родственниц, а потом про общение с собственной матерью.

– Твоя сестрица сбежала?! Она что, теперь всю жизнь думает бегать?

– Но ей же не предъявлено никакое обвинение, – напомнила я.

– Пока не предъявлено. Но будет. И своим побегом она только усложнила свое положение.

Я пожала плечами. Мне было все равно. Мне было жалко мать и погибшую бабушку. А Яна пусть делает все, что хочет. Да она в любом случае бы делала все, что хотела сама.

Следующая встреча членов нашей семьи состоялась на похоронах бабушки. Знакомый эксперт в морге сказал мне, что бил ее физически сильный человек, почти точно – мужчина. Ей было бы достаточно одного удара, но убийца «для надежности» нанес три, то есть бил, чтобы точно убить.

Кому помешала бабушка?!

Я в последний раз укладывала ей волосы и плакала. Бабушка носила длинные волосы, не стриглась никогда. Прически я ей делала раз пять за свою жизнь, и я же помогла ей выбрать цвет краски для волос. Она тогда сказала, что не может себе позволить появляться перед студентами с седыми волосами. Бабушка выглядела молодо – гораздо моложе своих семидесяти пяти.

Я видела рану у нее на голове и ужасалась человеческой жестокости. Конечно, про человека семидесяти пяти лет не говорят, что ему (или ей) еще жить и жить. Но бабушка была еще очень активной. Она лекции продолжала читать, она работала и в ближайшее время не планировала прекращать трудиться. Она хотела жить!

Наверное, мне нужно будет поговорить с бабушкиными коллегами. Она же вела каких-то аспирантов, студенты писали у нее курсовые, и, скорей всего, кто-то из них бывал у нее дома. Наверное, полиция и без меня их проверит, но, может, мне скажут больше? С кем у нее были конфликты на работе, если были? Я же этого не представляла. Я не знала бабушкиных подруг. Я нескольких из них впервые увидела на ее юбилее.

Что могла такого увидеть или услышать бабушка? За какую информацию ее могли убить?! Она не принимала пациентов, тайны которых могла узнать, как, например, наш предок-венеролог, высокопоставленные пациенты которого ходили через черный ход. Но ведь его не убили – он умер своей смертью в весьма почтенном возрасте.