Юлиан Семенов - Детектив и политика. Выпуск №2(6) (1990)

Жестокий урок был преподан пожилой больной женщине, окончившей свои дни в пессимистическом убеждении, что быть принципиальным и последовательным коммунистом, патриотом и интернационалистом оказывается труднее, чем быть конформистом и шовинистом.

Умерла Раиса Борисовна в апреле 1985 года, немного не дожив до нынешних перемен.

Настоящая публикация осуществлена по тексту, предоставленному редакции сыном Р.Б. Перт— И.А. Энгельгардтом и вошедшему впоследствии в изданный П.Е. Егидесом за рубежом сборник ее избранных статей под заголовком "Не поминайте лихом…".

Андрей Алексеевич Амальрик родился в 1938 году в Москве, в семье историка. В 1 963 году был исключен с исторического факультета Московского университета. До и после университета в поисках заработка сменил много профессий, считая своей основной работой писательский труд. За участие в Движении за права человека и за свои книги в 1965 — 1 966 годах был в ссылке в Западной Сибири, в 1 970 1 973 годах в тюрьме и лагере на Урале и Колыме, в 1973 1975 годах в ссылке в Магадане.

В июле 1976 года был вынужден эмигрировать. В 1977 1978 годах читал курсы лекций о Советском Союзе в Утрехтском университете (Голландия), Университете Джорджа Вашингтона и Гарвардском университете (США).

В октябре 1980 года А. Амальрик погиб в автокатастрофе.

Автор книг: Норманны и Киевская Русь, 1960 (Флоренция, 1979), Пьесы, 1963 1967 (Амстердам, 1970), Нежеланное путешествие в Сибирь, 1966–1967 (Нью-Йорк, 1970), Статьи и письма, 1967–1970 (Амстердам, 1971), Искусство "гнилого десятилетия", 1967 1979, Просуществует ли Советский Союз до 1984 года? 1969 (Амстердам, 1969, 1 970), Записки революционера, 1 977 1978.

Публикуемые ниже тексты А. Амальрика печатаются с любезного разрешения его вдовы Гюзель Амальрик по русскому изданию книги "СССР и Запад в одной лодке", выпущенной в свет в 1978 году издательством "Оуверсиз пабликейшнз" (Лондон).

Утром 24 февраля в Москве должен был начаться XXV съезд КПСС.

Вечером 20-го мы с женой были в гостях у нашего друга, американского дипломата. Мы попросили его встретить нас на улице: очень часто милиционер, стоящий у ворот, не пускает гостей, спрашивая: куда? зачем?! предъявите паспорт!

Меня насторожило, что кроме постового у ворот стояли подполковник и майор милиции, оба в парадной форме. Они напряженно, молча смотрели на нас. Я подумал, что это, быть может, усиленные меры безопасности накануне съезда, но тревожное предчувствие не оставляло меня.

Когда мы вместе с нашими друзьями Инной и Виталием Руби-ными выходили около часу ночи, в воротах уже никто не стоял. Переулок был пуст, но метрах в двадцати позади нас как-то неожиданно появились двое мужчин. Выйдя на Ленинский проспект, мы простились с Рубиными и прошли несколько шагов к стоянке такси.

Почти сразу же возле нас затормозила машина, выскочили двое и со словами: "Сюда, сюда, Андрей Алексеевич!" — схватили меня. Я стал отбиваться, говоря: "Я сяду, но предъявите сначала ваши документы". Уже наполовину затолкав меня в машину — а третий помогал им изнутри, — один из них, видимо старший, грузный мужчина с испитым и обвислым лицом, показал мне красную книжечку, ладонью закрывая, впрочем, свою фамилию и название учреждения, которое ему эту книжку выдало. Некоторая форма тем самым все же была соблюдена, и я без дальнейшего сопротивления сел в машину. Растерявшаяся Гюзель успела только крикнуть: "Куда вы его везете?” — и мы отъехали.

— Ну вот, давно бы так, Андрей Алексеевич, — сказал старший, — ведь не первый раз.

При этом он все время нервно оглядывался. То, что он не показал мне своего удостоверения, меня даже успокоило: значит, боятся меня. Все, впрочем, носило скорее характер киднэппинга, чем законного задержания.

"Обвислый" все еще пыхтел и нервно ерзал, не успокоившись от азарта борьбы.

Чего ж вы так нервничаете, — сказал я, — ведь вы же власть, вы сила, чего вам беспокоиться?

— Мы же живые люди, не из железа, — ответил он обиженно.

Вообще, надо сказать, в продолжение этой истории я сохранял больше хладнокровия, чем мои похитители и те, с кем мне пришлось потом говорить. Отношу это не за счет своей храбрости или выдержки и не хочу сказать, что я не боялся за свою участь, но все это действительно было привычно для меня не первый раз, все уже не раз пережито, и этот оттенок рутины как-то делал меня спокойным.

Также я думал, что Рубины еще не успели сесть на троллейбус, и Гюзель с ними. Так оно и оказалось. Едва мы приехали в 5-е отделение милиции на Арбат и меня завели в комнату, как за окном я услышал голоса Гюзель и Виталия. Дежурная часть, где они уселись дожидаться, находилась справа от входа, а комната, где находился я, слева. Она служила, видимо, классом для милицейских занятий, по стенам были развешаны схемы автоматического оружия и выдержки из приказов и инструкций.

Здесь я провел часа два. Охраняли меня то двое, то один — человек еще довольно молодой и совершенно индифферентный. Он предложил мне "Вечернюю Москву", и я даже начал решать кроссворд. Как оказалось, похитители мои тоже этот кроссворд решали и даже стали спрашивать меня то или иное слово. К стыду своему, должен сказать, что силы наши оказались примерно равны, я так же, как и они, споткнулся на трагедии Еврипида — а они почему-то думали, что уж что-что, а трагедии Еврипида я знаю. Несколько раз спрашивали они у меня паспорт — и тут же возвращали. Ждать мне наскучило, я лег на лавку и задремал немного.

В 1965 году меня арестовывал капитан Киселев. Я описал его впоследствии в своей книге "Нежеланное путешествие в Сибирь".

Тут дверь в комнату открылась, и вошел майор Киселев. Оказалось, что он дежурный по отделению, да я его уже видел мельком. Он обиженно завел разговор, что же это я с ним не здороваюсь, не узнаю "старых друзей". Я был усталым и к разговорам не расположен. Когда Киселев начал отца моего вспоминать, я его оборвал: такие, как он, свели отца в могилу. Киселев обиделся еще больше, но стал рассказывать, что вот он постарел — вид действительно был очень уж обрюзгший и серый, — но на пенсию идти еще не хочет.

— Что ж, тебе твоя поганая работа так нравится? — спросил я.

— Должен же кто-то здесь работать! — раздраженно ответил Киселев, ушел и больше не заходил.

Свое раздражение он начал срывать на Гюзель и Рубиных. Но, впрочем, и с моими похитителями был не очень любезен. Как мне потом рассказали, он все время повторял, препираясь с ними за стеклянной перегородкой: "Меня это не касается! Это ваше дело! Я в это вмешиваться не буду! Он человек известный! Я вам и так выделил комнату, сами все решайте!"

Те суетились, звонили куда-то, один подсел к жене и друзьям, выставив огромное ухо, приехали на машине еще двое. Я лежа дремал в комнате в другом конце коридора.