Николай Усков - Зимняя коллекция смерти

Из кризиса компания с коммерчески божественным названием «Меркури» выходила победительнецей. На заре путинского гламура «меркуря» (вот русский язык!) уже владели целой улицей бутиков — Третьяковским проездом, который навсегда стал новой «Третьяковкой» — картинной галереей страстей российского высшего класса.

— Все это очень мило, но какое отношение твоя история имеет к убийству одного гея в общественной уборной?

— Может быть, и никакого. Слушай…

Алехин говорил долго и, как казалось Кристине, не по теме. Он сообщил, что по мере того, как достоевщина стала рассеиваться, у некоторых мировых игроков рынка роскоши появился соблазн рискнуть и выйти на российские просторы самостоятельно, без посредников, особенно в период путинской стабилизации. В Москве теперь жило 34 долларовых миллиардера, не считая всякой шантрапы вроде долларовых миллионеров и просто обеспеченных граждан. Кроме того, Россия получила самый молодой высший класс. Средний возраст фигуранта русского списка Forbes — 42 года. Средний возраст клиента Bentley и Ferrari — 35 лет. Средний возраст клиента Lamborghini — 20 лет. Это уже детки — племя младое и борзое. Первое поколение советских людей, выросшее при капитализме и благодаря своим родителям оказавшееся при полном коммунизме лет эдак в 15.

Кристина не слишком понимала, зачем ей знать про молодость русских богачей, но слушала.

— Молодые больше тратят на себя, — продолжал Алехин. — Им нужно все, сразу, и это все должно быть круче всего остального у всех остальных. Если ты, например, герцог Вестминстерский 56 лет от роду с артритом, ишемической болезнью сердца, вялой эрекцией, тухлой печенью и катарактой, — спрашивал Кристину главный редактор, — много ли ты потратишь на сисястых девчат, чемоданы из кожи ската, кутежи в Сен-Тропе или на Сардинии? Ты яхту вообще покупать будешь или как?

Кристина подавила зевок, но увлеченный Кен сделал вид, что не заметил.

— Во-первых, яхта у тебя уже есть, на ней еще твой дедушка принимал короля Георга V, а твой батюшка ходил рыбачить с принцем-консортом Филиппом, который герцог Эдинбургский. Если ты герцог Вестминстерский, будешь ли ты строить дом на Рублевке, чтобы был как у людей, то есть с бассейном, зимним садом и обсерваторией? Или все-таки ограничишься тремя родовыми замками — ездить далеко, конечно, но ничего, твои родственники лет эдак 400 назад при какой-нибудь Марии Кровавой как-то добирались, ну и ты не развалишься.

Тем более, папин «Роллс-Ройс» 1965 года выпуска — это не кибитка, Джине Лоллобриджиде и Одри Хепберн было в нем очень комфортно под мелизимное шампанское из родовых погребов. Наконец, если ты герцог Вестминстерский, будешь ты как подорванный скупать Айвазовского с этим — как его? — Куинджи? Или ты удовольствуешься коллекцией фамильного Рубенса, парой рисунков Рембрандта и всяким барахлом вроде Гейнсборо и Тернера?

Старые деньги у старых людей лежат мертвым грузом. Русские же молоды, девственны и ненасытны. При Марии Кровавой у них никаких замков не было, так, землянки одни, да драли их на конюшне, потом опять драли и еще раз драли, а потом пришли коммунисты. Драть перестали, начали раскулачивать и расстреливать, а кому повезло — те жили в коммуналках, жрали сосиски Черкизовского мясокомбината и пели Окуджаву.

И вдруг — нате вам, пожалуйста! — и яхты, и ритц-карлтоны, и бентли-азуры, и жена — порномодель, и Куинджи в столовой, а Шишкин — в спальне. Все в первый раз, и еще так много надо успеть. Сколько же устриц придется съесть, чтобы забыть вкус сосисок Черкизовского мясокомбината? Герцог Вестминстерский не съест столько за всю свою бесцветную жизнь.

Они хотят не просто забыть — навсегда забыть. Сначала по капле выдавить — и коммуналку, и сосиски, и Окуджаву, — а потом забыть. Забыть для них значит забыться. Забыться в Куршевеле, на Сардинии или в Третьяковском проезде, скупая мокасины Gucci из кожи аллигатора. Знаешь, что лучше всего идет в московском бутике Cartier? — спросил Алехин.

— Я не уверена, что твердо знаю, что такое Cartier — пошутила Кристина.

— Как тебя угораздило так сохраниться?! Cartier — это французский ювелирный и часовой дом, он сейчас в Столешниках на месте легендарного винного, в котором я еще бухло брал на выпускной. Так вот, в Cartier быстрее всего расходятся бриллиантовые тиары — летят как горячие пирожки, или, точнее, как портвейн «Агдам» на том же месте двадцатью годами раньше. Ты хотя бы одну даму в Москве видела в тиаре?

— Это корона, что ли?

— Да. Ну так видела?

— Я вообще-то никуда не хожу, в булочную разве что.

— Значит, верь на слово. Я никогда в жизни не видел женщину в тиаре. Вру, королеву Елизавету II видел на почтовой открытке: сама в тюле, а на голове — бриллиантовая корона. Представь себе, наши клуши покупают тиары для дома, наряжаются там, нахлобучивают на голову камней на миллион и сидят перед зеркалом. Разве не мусечки?!

— У тебя это вызывает умиление? Это же чудовищно в стране, где средний доход едва дотягивает до ста долларов. Они на чаевые столько оставляют за раз.

— Иногда и больше.

— По-моему, все это очень грустно, особенно когда понимаешь, что первые позиции в России навсегда будут закреплены за ворами, убийцами, ублюдками с одной извилиной и проститутками.

— Они не с одной извилиной. Чтобы быть богатым, надо быть умным.

— Это у них в Гарварде надо быть умным. Здесь надо быть бессовестным вором или шлюхой, — категорически отрезала Кристина.

— Первоначальное накопление, чему тут удивляться. Да и вообще это к делу не относится.

— А ты считаешь, что быть официантом при этих упырях нормально для образованного человека? Ты же и есть официант, сервисная служба «Заря новой жизни». Ну зарплата у тебя чуть повыше, чем у этой мокрощелки, — Кристина неопределенно махнула в сторону честной девушки с круглым лицом. — Ну костюм у тебя дорогой, ну часы по цене трехлетней «Тойоты-Камри». А так — таскаешь им жратву да пепельницу меняешь в надежде на чаевые. Нет, хуже — ты им даже ничего не таскаешь и не меняешь, ты им объясняешь, что и как жрать, чтобы они окончательно треснули от бесстыдства. Часы-то, поди, не сам покупал? На чай получил? — глаза ее блестнули жестоко и победоносно.

— Кристина, давай обсудим вопрос происхождения моих часов отдельно, — Кен бросил взгляд на свои увесистые Panerai, отливавшие холодным блеском полированной стали.

— Ладно, это действительно не относится к делу. Мне кажется, я вообще уже не вполне понимаю, что из всего вышеперечисленного относится к убийству Филиппа Романова. Он носил тиару?

— Кристина, — Кен попытался сдержать обиду и продолжил терпеливо: — Все это я рассказывал тебе, чтобы объяснить… — договорить он не успел. Мокрощелка, как о ней отозвалась Кристина, на секунду замерла с двумя рыбными блюдами перед столиком и объявила: