Оксана Обухова - Плюшевый оракул

— Конечно, мне не трудно, Алексей. Когда вас ждать?

— О, мы тут еще надолго, веселье в самом разгаре! Не торопитесь.

— Хорошо. До встречи.

Поругивая про себя безалаберного клиента, не удосужившегося убрать территорию и заранее договориться с аниматором, Ника вышла через калитку на улицу. Покрутила головой и потопала налево, высчитывая сорок второй участок.

«Может, Алексей отец-одиночка? Или „воскресный папа“? — подумала. — Весь из себя спонтанный, занятой, привыкший все решать деньгами… Чего заморачиваться, если денег куры не клюют? Водитель клубного автобуса привычно обвесит транспорт поздравлениями и шариками, аниматоры развеселят детей, а повара накормят. Остается надеяться, что не придется его кухню драить, там уже все отмыла домработница». Вообразив кухню, соответствующую замусоренному двору, Вероника покорилась обстоятельствам и придушила шумный вздох: за форс-мажорный вызов ей уже удвоили гонорар, так что овчинка выйдет теплой и пушистой.

Солнце уползало за верхушки деревьев, улица называлась Первая Березовая, но на глаза попалась лишь одна березка, в основном за заборами виднелись практичные вишни-яблони, да на повороте к сороковым домам застрял разлапистый красивый клен. Где, спрашивается, логика?

Вероника добрела до нужного участка, нажала на звонок и приготовилась ждать, пока к калитке дохромает Антонина Николаевна… но сплошная дверца распахнулась тут же. За ней стоял невысокий рыжий подросток, кусающий огромное яркое яблоко, так аппетитно брызгающее соком, что у Вероники подвело живот — толком она сегодня только завтракала.

Увидев незнакомку, мальчишка, не переставая жевать, мотнул головой, изображая «чего надо?».

Полумятова воспитанно произнесла:

— Здравствуйте. Я могу видеть Антонину Николаевну?

Мальчишка пожевал, подумал. И, развернувшись, гаркнул в сторону раскрытой двери недалекого бревенчатого дома:

— Мам! Тут какую-то Антонину Николаевну спрашивают!

На крыльцо, обтирая руки о фартук, вышла крепенькая конопатая женщина. Откинула со лба налипшую кудрявую челку и прищурилась на гостью.

— Антонину Николаевну? — переспросила. — Нет тут таких. А вам какой дом нужен?

— Первая Березовая, сорок два, — монотонно отчиталась Ника.

— Все верно, — кивнула хозяйка. — Но здесь такая не живет. Да и поблизости… — подумала, — тоже ни одной Антонины нет. Вы ошиблись, девушка.

Чувствуя, как в горле возникает ком, Вероника сипло извинилась, развернулась и почти бегом поспешила обратно. Размашисто шагая мимо клена, достала из сумки мобильный телефон и, чертыхаясь, призвала к общению последнего абонента.

Голос приветливой электронной девушки возвестил, что абонент находится вне зоны доступа.

«Что за черт?.. Что происходит?! Меня разыграли?.. Заставили, как дурочку-на-веревочке, тащиться через всю Москву в субботних пробках?!»

Неужели эту маленькую мстю подкинул кто-то из завистливых конкурентов по кондитерскому бизнесу? Но за что?! И почему ей?! Она никому на хвост не наступала, клиентуру не переманивала и не уводила, не пакостила никогда…

Или это просто пранк? Сейчас за ней следит какой-то скудоумный шутник, снимает на мобильный телефон ее пробежку, а после выложит в Сети «Смотри, как повар потерял клиента!»?!

Вероника затормозила. Разгневанно оглядела улицу с несколькими пыльными кустами. «Найду, поймаю и прибью!» — пригрозил ее взбешенный взгляд, под который попалась лишь деловито бегущая пятнистая дворняга с высунутым языком. Дернув бубликом хвоста, собака поприветствовала гостью своего поселка и проследовала мимо. Через мгновение кулинар ее обогнала, промчавшись до ворот, за которыми оставила любимый канареечный «фольксваген».

За воротами Веронику поджидало очередное потрясение. Ее верный «жук» стоял с распахнутыми дверцами и багажником. Чья-то злобная рука достала из машины клетчатую сумку и вытряхнула из нее все содержимое. На замусоренные плитки, на окаменевшие от старости окурки, которые, словно в насмешку, присыпал разноцветный праздничный топинг. Блестящий шейкер закатился под заднее колесо, как будто хотел спрятаться под днищем дружественного «жука» от негодяев и воров; на кипенно-белом, накрахмаленном поварском колпаке отпечатался мысок рифленой подошвы явно мужского размера.

Вероника всхлипнула… Через секунду испугалась до смерти! Она в чужом дворе, за глухим забором, а вокруг разросшиеся кусты… с засевшими в них негодяями! Диким прыжком перепуганной лани Ника подскочила к воротам, раздвинула их настежь и, вибрируя каждой перепуганной жилкой, посмотрела на улицу, в обе стороны.

Пустыня. Ни помощи, ни свидетелей, ни злоумышленников. Только бублик собачьего хвоста мелькает вдалеке. Может, позвонить в полицию? Будет не так страшно.

Не отходя от линии ворот, Вероника еще раз оглядела учиненный разгром. И очень-очень удивилась: ее дорогущие ручные агрегаты были разбросаны, но на первый взгляд ничего не пропало. На колючих ветках неопрятного шиповника повисла ее белоснежная поварская куртка. Фартук улетел чуть дальше, на нестриженный газон.

Загадка. В первый момент Вероника решила, что ее ограбили, толком не разглядывала разгром, лишь порадовалась мельком, что деньги, документы и ключи остались в поясной сумке.

Слегка расслабившись и выдохнув, Ника подошла к машине, присела на корточки и стала суматошно собирать в «челночницу» свои припасы. Обида, злость, усталость потекли по щекам слезами — колючими, слепящими. «За что? За что?! За что?! — стучало в голове. — Ну ладно б, если бы хоть что-то украли! Так нет же, все на месте!..»

Ага. Если б украли, тогда б ты точно в полицию позвонила. Один твой нож сто евро стоит!

Но тогда зачем все это? Просто пакость, что ли?!

Ника протянула руку к колпаку и тут же ее отдернула. Противно! Ей стало мерзко прикасаться к собственным вещам, как будто оскверненным.

Путем нешуточных уговоров она заставила себя отлепить куртку от колючек шиповника, более спокойно собрала с земли раскатившиеся насадки для профессионального блендера — навалом, просто закидала в сумку. Все остальное бросила. Оставила.

Под подошвами кроссовок хрустели орешки и разноцветная присыпка-топинг. Нике приходилось работать на сессиях, где она пробиралась до машины по битому стеклу фужеров и отлепляла от подошвы мишуру и конфетти; однажды она знатно вымазала лакированные боты, пройдя в них по незамеченным в полутьме канапе с черной икрой. Сегодня ей придется отскребать раздавленные детские сласти, сухофрукты и цукаты, а ощущение куда гадливее. Уж лучше битое стекло напополам с икрой, там люди веселились и не рассчитали сил! Здесь… просто злоба. Гадость. Мерзость. След башмака на белоснежной ткани. Скотская насмешка над честным трудом.