Анна Данилова - Звериный профиль [litres]

В жизни Зои разное случалось, и всегда она могла найти человека, с которым можно было поделиться, а заодно узнать мнение постороннего человека о ситуации. Но только не на этот раз. Сейчас беда заставила ее закрыться в капсуле, где она задыхалась, ей было очень тяжело, невыносимо, и выхода она не видела. Ну не было на свете такого человека, которому она могла довериться полностью, не рискуя быть непонятой или преданной. Все подруги-знакомые в последнее время отдалились от нее, но это положение было связано, как Зоя предполагала, с тем, что она значительно поднялась над ними, попросту разбогатела, чем вызвала однозначно зависть и даже неприязнь. Две ее школьные подруги, Катя и Оля, тонули в ипотеках и кредитах, еще одна знакомая, Антонина, бывшая коллега и замечательный добрый человек, развелась с мужем-пьяницей и переехала с сыном к матери в деревню, где устроилась библиотекаршей, получая сущие копейки. А ведь до какого-то момента это были самые близкие ей люди. И она даже не заметила, когда в их отношениях произошел раскол и они прекратили общение даже на уровне поздравлений с Новым годом и днями рождения. Она настолько ушла в работу, продвигаясь по карьерной лестнице, что в какой-то момент перестала вспоминать о существовании своих подруг. Не звонила им и не спрашивала уже, как у них дела. А они не звонили, вероятно, чтобы не было искушения снова обратиться к ней за помощью, одолжить денег, зная, что отдавать будет все равно нечем.

А что ей стоило выслать той же Антонине денег или приехать к ней в деревню, где она когда-то отдыхала, наслаждаясь природой и парным молоком, с полным багажником продуктов? Или время от времени покрывать ипотечные взносы Кате с Ольгой? Почему ей ни разу не пришло это в голову? Ведь когда-то они все плотно дружили, ездили в гости, проводили вместе выходные, доверяли друг другу тайны, советовались, словом, дружили. И что теперь стало с этой дружбой? Ведь она запросто могла помочь кому-нибудь из них с трудоустройством, она знала способности своих подруг и понимала, кто на что способен. Но ничего не сделала. Абсолютно. И ведь не со зла, нет. Просто сложности в отношениях с Виктором не давали ей возможности ни одного дня почувствовать себя счастливой настолько, чтобы поделиться своим счастьем с другими. И ведь даже деньги ее уже не радовали. Признайся она в этом подругам, ей не поверили бы. Потому что безденежье – это страшно, оно выматывает, вынимает душу, заполняя человека горькой пустотой и безысходностью. А еще лишает сил.

Но что теперь об этом думать, когда она осталась совсем одна? Поехать к Тоне в деревню и поделиться с ней своим горем? Рассказать, как она убила молодую беременную женщину, и попросить у нее совета? То есть загрузить ее, и без того замороченную нуждой и отчаянием, своей проблемой? А что, если просто поехать к ней в гости, привезти денег и ничего не рассказывать, а просто посидеть рядом с подругой обнявшись, послушать про ее жизнь и, быть может, дать совет? Тоня… Она умная. Она сразу поймет, что Зоя приехала не просто так. Почувствует, что что-то случилось. Станет выпытывать, и Зоя, не выдержав, раскроет перед ней душу, все расскажет. И они вместе будут думать, как выкрутиться из этого положения, что предпринять, чтобы она не села в тюрьму.

Зоя так хорошо себе это представила, что даже почувствовала слабый запах керосина и яблок – так всегда пахло в сенях дома матери Антонины, Веры Сергеевны.

Поборов в себе искушение признаться во всем и Виктору, она весь остаток вечера провела в своей спальне, глядя какой-то детективный сериал – ей нужно было просто убить время.

По звукам, доносящимся из глубины квартиры, Зоя знала, что Виктор поужинал, вымыл посуду и отправился к себе спать. И когда она услышала его храп, поняла, что осталось лишь дождаться полуночи, чтобы начать действовать.

Она была одна, совсем одна. И ей предстояло сделать невозможное! Подъехать к поликлинике, оставив машину в арке между домами, где ее никто не увидит, спуститься в подвал, вернее, в то место под лестницей, где под кусками картона лежал труп, подложить под тело простыню, обвязать труп веревкой и всю эту тяжелую конструкцию вытащить на поверхность, после чего уложить в багажник машины. После этого ей надо будет щеткой для обуви замести свои следы под лестницей, на ступенях, на пути от лестницы до машины, чтобы не осталось отпечатков ее кроссовок. Потом, доставив труп по адресу, точно так же нужно будет уничтожить следы своих кроссовок возле ворот дома Демина, но это позже, после того как она зальет водой следы протекторов своей машины. Ах да, не забыть взять пятилитровую бутыль с водой!

Сколько же шума производит работающий мотор машины глубокой ночью! Кажется, сейчас разбудит всех жителей дома! Не просто работает, а ревет как зверь!!!

В легкой куртке, одетая по-спортивному, чтобы удобно было двигаться, нацепив на лицо медицинскую маску, Зоя, выйдя из машины, едва доплелась до лестницы подвала, словно к каждой ее ноге было привязано по кирпичу. А еще ее тошнило. Ох, если бы там, внизу, в этой жуткой черноте, ничего, кроме картонок, не оказалось. Это означало бы, что ее жертва еще жива!

Но, едва мазнув желтым лучом фонарика по заснеженным ступеням и дну спуска, Зоя поняла, что чуда не произошло – там зиял нетронутый пухлый сугроб. Да, обычно зияет яма, пропасть, чернота, но здесь зиял этот пугающе большой белый сугроб! Хотя, нет, зиял, конечно, сам спуск, ведущий в преисподнюю. Раскрытой пастью зияла ее погубленная судьба!

И чего она прицепилась к этому слову? Оно, слово, прилипло к зубам, языку, сознанию. Так, шепча, как заклинание «зиял, зияла, зиял, зияла…», Зоя медленно, боясь оглянуться, спускалась по ступеням вниз. Затем, добравшись до площадки, ногой подвинула слегка затвердевший снежный наст верхушки сугроба, и он, отъехав, рассыпался, обнажив влажные, прилипшие друг к другу картонки. И откуда они только взялись, эти картонки? Разорванные коробки, какие встретишь на задах магазинов. Господи, ну зачем ей думать еще и о них?!

Она опустилась на корточки и приподняла один слой заледеневшего картона. Вот оно, серое пальто. Все. Она убедилась в том, что труп на месте, теперь ей медлить нельзя. Она все сто раз просчитала, продумала. И здесь уже как повезет. Если ее никто не увидит сейчас, значит, она спасена. И никто и никогда не свяжет смерть этой девицы с ней, с Зоей.

Сжав зубы, она руками в кожаных перчатках раскидала картонки и увидела во всей своей неотвратимости тело. Девушка лежала лицом вниз, и это было уже подарком – все-таки не так страшно.

Зоя достала из пакета банную простыню бледно-розового цвета, подсунула ее под труп, обмотала его и обвязала крепко веревкой. Черный берет, выглядывающий из огромного розового свертка, и не думал сваливаться с головы. Плотно сидел. Вот и хорошо.